На острие иглы

Этот свет яростным вихрем пронесся по залу — он был вещественен, он гасил факелы и кружился вокруг теряющих разум людей. Послышался первый крик боли, затем второй, и вот уже воздух наполнился режущими слух воплями и стонами. Монахи корчились на полу, рвали на себе одежды, впивались в свои руки зубами, пытаясь уйти от больших мучений, но не думаю, что это кому-нибудь удалось. Карвен стоял на коленях и колотил ладонью об пол. Долкмен, схватившись за горло, ругался хрипло и горячо, турок тер глаза и скулил. Это был ад!

Все переменилось в один миг. И теперь победителем был я! Теперь я взирал на их муки и боль, теперь они стояли на краю бездны.

Торк, обделенный добычей, бушевал!

И среди стона и воплей, среди боли и страдания послышался мой смех. В жизни я не смеялся так зловеще, распираемый сознанием собственного превосходства. Мне действительно было легко и смешно. Сегодня я оказался сильнее всех. Сегодня, в который уже раз, победителем вышел Магистр Хаункас… Нет, кончено же, не Хаункас, а лекарь Фриц Эрлих!..

А потом все кончилось. Кончилось неожиданно быстро и просто… Вихрь собрался вокруг Камня, сгустился, стал блекнуть и вошел в него.

Чудовище ушло. Ярость его из-за упущенной добычи была велика. Хотя и металось оно по Залу Камня не более минуты, можно только гадать, что пришлось испытать его жертвам. А жертвы эти, не веря, что все прошло, поднимались с земли, осматривали себя, терли царапины и ушибы, причиненные ими самим себе.

Карвен встал, отряхнул плащ и крикнул слугам:

— Все вон отсюда. И прихватите этот кусок мяса!

Монахи, с трудом передвигая ноги, удалились, волоча за собой труп девочки.

Остались вскоре в зале Камня лишь Мудрые, которые окончательно пришли в себя и напялили привычные маски, сорванные на миг огненным желтым вихрем.

— Нам есть о чем поговорить, брат Хаункас, — произнес Карвен.

— Вы чем-то обеспокоены, братья? — насмешливо приподнял я бровь. — По-моему, все получилось очень занимательно. Не правда ли, брат Лагут?

Лагут вытер сочащуюся из носа кровь. Лицо он разбил, когда бился головой об пол. Он устало, но с вызовом произнес:

— Магистр, ты несешь разрушение Ордену. Я чувствую, что ты не наш и Тьма не принимает тебя.

— Будь сдержан, брат, — приподнял ладонь аббат.

И мне стало ясно, что их сомнения и неприязнь имеют один источник. Скорее всего брат Карвен и брат Лагут делились своими подозрениями друг с другом.

— Такого не было никогда, — произнес, криво улыбаясь, итальянец. — Никогда Торк за всю историю не был так разъярен и не творил ничего подобного.

— Неужели непонятно вам, что ваши ошибки, в которых вы все более утверждаетесь, дадут право идущим вслед за вами назвать вас глупцами? — гнул свое турок. — Неужели непонятно вам, что разум ваш затуманен этим носителем коварства и хитрости? — он ткнул в меня дрожащим жирным пальцем, на котором запеклась кровь. — Неужели не видите вы, в чьих руках оставляете судьбы мира? Хаункас — иной! Он должен умереть!

— Умереть? Ну что же, брат Лагут, попробуй убить меня, — я засмеялся. — Меня, Магистра Хаункаса, владельца и носителя Жезла Зари, сила коего служит, по-моему, хорошей защитой.

— Эх, Магистр, я, конечно, неплохо отношусь к тебе, — через силу улыбнулся итальянец, стремящийся надеть свою привычную обаятельную маску. — Итальянцы вообще неплохо относятся к людям, которые не залезли в их карман и не изнасиловали их сестру. И, конечно же, негоже мне желать тебе смерти. Но, когда мы укрепимся в мысли, что ты несешь вред Ордену, будет брошен жребий, и тот, кто вытянет его, заплатит своей жизнью за твою.

— Ты тоже нравишься мне, брат Долкмен. Тем, что откровенен, что предупредил меня, и теперь я знаю, чего мне ждать от вас, мудрейших из Мудрых. Но мне непонятен этот запутанный разговор. Вы испытали меня. Я выдержал испытание. Именно вы, а не я катались по полу в виде, не приличествующем людям воспитанным и соблюдающим свое достоинство. Я же был спокоен и полон сил.

— Именно это и странно, брат мой, — произнес Долкмен. — Торк будто испугался тебя и в ярости своей набросился на нас.

— А может, именно во мне он увидел истинную преданность, ощутил подлинного носителя Тьмы? — засмеялся я. — Вы же, Мудрые, как бы ни превозносили себя на словах и в мыслях своих, полны колебаний и обычных человеческих слабостей.

— Торк действительно испугался тебя. — Карвен говорил сам с собой и смотрел куда-то в пол. — Белая сила? Вряд ли. Ей путь сюда заказан, здесь самые сильные ее чары, великое белое колдовство бессильны Жезл? Нет, он могуч против нас, смертных, а на Торка он не подействовал бы. Третья, указанная в древних книгах, сила? Сила, о которой мы ничего не знаем, и даже не представляем, в чем она выражается?..

— Ты уже говорил об этом вчера, Карвен, — махнул я рукой. — Наверное, это не лучшая из мыслей, которые посещали тебя.

— Третья сила?.. Кто знает… Ну а если нет. Тогда остается одно. — Карвен помолчал, будто боясь произнести следующее слово. Но он произнес его, и звучало оно каркающе, грубо и как-то тяжело, будто сразу падая на душу тяжелым грузом:

— Кармагор.