Читаем На острие меча полностью

Стражник задержал взгляд на лодке и людях, понимающе кивнул и, не сказав ни слова, удалился. Сальм какое-то время еще смотрел ему вслед, затем поспешил к берегу.

Лодка была большой, имела мачту и даже тент на корме. Пересечь Боспор Киммерийский такой посудине не составляло труда. А в гавани, где всегда многолюдно и полно праздных зевак, легко было затеряться среди других мелких судов. Большего Сальму не требовалось. Надежность и неприметность – вот те критерии, которыми он пользовался при выборе транспортного средства. И такой подход был оправдан, поскольку его визит к боспорскому правителю носил неофициальный характер.

Люди на берегу обступили небольшой, уже догоравший костер и негромко переговаривались. Слов разобрать Сальм не мог, видел только их спины и веселые язычки пламени. Когда он подошел, один из них повернулся, откинул с головы капюшон плаща.

И, прежде чем Сальм успел удивиться, тяжелый кулак обрушился на него с такой силой, что голова едва не слетела с плеч. А в следующее мгновение его поглотила ночь…

* * *

Голова болела ужасно, просто раскалывалась на части. Сальм пошевелил руками, затем ногами. И те и другие были крепко связаны. Он с трудом разлепил глаза и попытался оглядеться.

Он лежал на дощатом полу в какой-то тесной каморке, с низким потолком и такими же деревянными стенами. Единственный луч света пробивался через крохотное окошко у самого потолка, что, впрочем, не помешало рассмотреть на полу, совсем рядом, еще три тела – неподвижных, с остекленевшими глазами и неестественно перекошенными ртами. Сальма прошил холодный пот: это были рыбаки, нанятые им накануне в Гермонассе. И теперь все они были мертвы! Он тихонько заскулил, попробовал отодвинуться от тел подальше. Кое-как ему это удалось, и он лихорадочно заработал мозгами. Получалось плохо – мысли в голове путались, его подташнивало. Тем не менее качка и отдающие сыростью стены подсказывали, что он на судне и, скорее всего, уже в море.

Как бы в подтверждение этой догадки, находившаяся вне поля его зрения дверь со скрипом отворилась, и в комнатку тотчас ворвалась порция свежего солоноватого воздуха. Сальм напрягся, сощурил уже успевшие привыкнуть к полутьме глаза. Тяжело ступая по настилу и перекрыв полившийся в дверной проем свет, к нему кто-то приближался. Приближался неторопливо, как подходил бы к попавшей в капкан беспомощной жертве счастливый охотник.

– Очнулся, урод? – сказал нависший над ним человек, и Сальм с ужасом узнал в нем того, от кого получил сбивший его с ног удар. Незнакомец продолжал скалиться. – Нечего прикидываться овечкой. Сейчас с тобой будут говорить. И от твоих ответов зависит, как долго ты проживешь.

Утешение было слабое, но надежда выпутаться из этой ситуации здоровым появилась. И Сальм вымученно, как только могла позволить его ноющая челюсть, кивнул.

– Молодец! – похвалил его решение человек и почти дружески улыбнулся во весь рот. – Тогда это нам не понадобится. – И перебросил из правой руки в левую блеснувшие металлом клещи.

Сальм ощутил, как все его тело начинает сотрясать ледяной озноб. Огромным усилием воли он взял себя в руки. В конце концов, хоть и тайный, но он все-таки посол. И обращаться с ним положено соответствующим образом. Верзила-грек (что тот грек, было лишь предположением, основанным на черных вьющихся волосах и крупном прямом носе), видимо, заметил состояние пленника и решил его приободрить.

– Ты особо не напрягайся, – все с той же приятельской улыбкой проговорил он, – ответишь честно на несколько вопросов – и свободен. Как ветер! – Он хохотнул, довольный своей шуткой. Потом, понизив голос и уже серьезно, буравя Сальма темными глазами, закончил: – Царица не любит, когда ей лгут. Так что даже не пытайся, себе дороже будет.

Отвечать Сальм не стал, только моргнул, давая понять, что он внял советам и готов к беседе, а в голове стремительным потоком, обгоняя друг друга, пронеслись мысли: «Так вот по чьей воле я тут оказался, избитый, связанный и униженный! Царица Гипепирия! Мать царя Митридата! Старая интриганка! Чтоб тебя ужалила медуза! – Постепенно стало приходить и объяснение всему случившемуся с ним: – Царица плетет интриги против собственного сына? Она не одобряет его действий? О боги, пусть вороны выклюют глаза этой дуре! Ей-то какое до всего этого дело?!»

Новый скрип настила и упавшая на лицо тень, сообщили о том, что в помещении появился кто-то еще.

– Он готов говорить? – низкий, глубокий голос звучал властно.

– Не беспокойся, госпожа, – доложил верзила. – Выложит все как на духу.

– Надеюсь, ты не переусердствовал?

– Для откровенной беседы в самый раз. – Грек самодовольно хмыкнул.

– Хорошо. – Голос женщины прозвучал совсем рядом. – Посмотрим, что за птица к нам залетела.

Сальм закатил глаза, пытаясь хоть как-то рассмотреть Гипепирию, а в том, что это она, сомнений уже не осталось. Однако мать правителя Боспора явно не горела желанием, чтобы на нее таращился какой-то ничтожный червяк, избитый и связанный, и предпочла остаться невидимой, за его головой.

– Кто ты? – спросила она коротко и жестко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза