– Я не прислушивался. – Лукан прошел к расположенному напротив стола алькову, в небольшом углублении которого стояли статуи богов, опустился на оббитый мягкой тканью стул. Отец продолжал наблюдать за ним, и он спросил прямо: – Луцерий сказал, что ночью арестовали Анния Винициана. Это правда?
– Не совсем. – Сервий как-то опустошенно, во всяком случае, так показалось Гаю, качнул головой.
– Я не понимаю тебя, отец!
– У твоего приятеля Луцерия неполная информация. Да, за ним приходили, но взять не успели. – Сервий усмехнулся. – Он покончил с собой. Как только услышал топот ног у ворот и визг прислуги. Знаешь, Гай, я его даже по-настоящему зауважал. Смог уйти достойно, как мужчина.
Лукан смотрел перед собой и видел лишь сцепленные в замок сильные пальцы отца, покоившиеся на тяжелой черной столешнице. На среднем правой руки играла бликами света массивная золотая печатка.
– Как он это сделал?
– Отравился. Видимо, чувствовал, что в этот раз подобная выходка не сойдет ему с рук, и держал яд при себе.
– У меня такое ощущение, что нечто подобное уже было. И не так давно.
– Ничего удивительного. Кровавую баню, устроенную преторианцами после убийства Калигулы, трудно забыть. Ну а Клавдий, едва стал императором, закончил то, что они начали.
– Да, я помню, – кивнул Гай. – Прошло всего три года, а кажется, что целых десять. Столько всего, столько событий! Какой-то круговорот!
– Вот именно, круговорот, – задумчиво повторил отец и задержал взгляд на документе, который до прихода сына держал в руках; он словно готовился сказать ему что-то важное, но не решался, оттягивал как мог этот миг. Наконец поднял глаза и заговорил, неторопливо, взвешивая каждое свое слово: – Гай, для нашей семьи могут наступить не самые лучшие времена. Причина тебе известна, а повод для тех, кому это будет выгодно, всегда найдется. Сейчас самое главное – обезопасить тебя и твою сестру. И я очень надеюсь на понимание и поддержку с твоей стороны.
– Можешь на меня положиться, отец! – с трудом сдерживая эмоции, ровным голосом произнес Лукан.
Сервий остался доволен и его ответом, и его выдержкой. Скупо, одними уголками губ, но улыбнулся. Для Гая этого было достаточно – жесткий по своей натуре отец не отличался щедростью на похвалы или проявления теплых родительских чувств. Однако сейчас ситуация складывалась так, что скрываемая им глубоко внутри любовь к детям открыто прорывалась наружу. Прорывалась, подталкиваемая страхом за их судьбы, за их право на достойное место среди свободных граждан Великой Империи.
– Возможно, нам на какое-то время придется покинуть Рим, – между тем продолжал Сервий. – Впрочем, надеюсь, до этого все-таки не дойдет. Перед императором я чист и мыслями, и поступками.
– Теперь осталось убедить в этом Клавдия и его псов, – заметил Лукан.
Отец оставил его реплику без внимания, откинулся на спинку стула и продолжал смотреть на него со спокойствием уверенного в себе и своих возможностях человека.
– Да, нас с Виницианом связывали общие дела, и в этом секрета нет. Но дела эти имели исключительно деловой характер. Никакой политики и уж тем более заговоров. Я бы никогда не запятнал имя Туллиев позором измены!
– Я знаю, отец. И никогда в этом не сомневался. – Гай вздохнул. – Вот только станет ли император разбираться, кто из знакомцев Винициана был с ним заодно и готовил переворот, а кто не имеет к нему никакого отношения?
– Это меня и тревожит. Клавдий, бесспорно, поручил аресты и расправы тем, кому доверяет больше других. Кто к нему ближе всех. Ну а кто это, ты и сам можешь догадаться.
– Нарцисс и преторианцы? Только они всегда рядом.
– Правильно. Этот его вольноотпущенник Нарцисс в последнее время занял при дворе уж слишком прочные позиции. Не удивлюсь, если именно он нашептывает Клавдию, как тому следует поступать в том или ином случае. Понимаешь, как это опасно?
– Понимаю, отец. И вообще, зависеть от воли бывшего раба – это для свободного римлянина унизительно. Если не сказать больше.
– А вот язык свой лучше попридержать, – недвусмысленно посоветовал Сервий. – Уши у нашего императора имеются везде. И глаза тоже. Так что в будущем, Гай, будь осторожнее.
– Учту, – пообещал Лукан и, вспомнив беседу с Луцерием, ухмыльнулся. – Вот только глаза эти какие-то подслеповатые, просмотрели мятеж в Далмации!
Отец оставался серьезен как никогда.
– Клавдию это послужит хорошим уроком. А вот Нарциссу представится удобный случай связать с собой императора прочно и навсегда. Ему всего лишь нужно убедить Клавдия отдать следствие по заговору в его руки. И тогда…
– Нарцисс станет в Риме вторым после императора человеком, – закончил за него Гай.