На острие меча

Его люди не спускали глаз с дома 33 на бульваре Адольфа Гитлера. Ходили по пятам. Пеев чувствовал их присутствие; порой за ним ходили так плотно, что хотелось повернуться и спросить: «Ну как, братец, еще не надоело?» Однако он не стремился ускользать, вел себя как обычно и, только запершись вечером в кабинете, с привычной тщательностью анализировал: что это — результат прямых подозрений или превентивная мера? Прочти он доклад Сиклунова, и все бы стало на места, внеся спокойствие, но доклад был известен только Николе Гешеву — даже не Павлову! — и лишь ему одному. «Доктор Пеев утром, как только выйдет из дому, к восьми часам направляется в сладкарницу у входа в Борисов сад возле Орлова моста. Там он обычно встречается с офицером запаса полковником Ерусалимом Василевым, сторонником нынешней власти и известным в прошлом патриотом (доктор Пеев является его личным адвокатом); со Стояном Власаковым, одним из редакторов газеты «Мир» — журналистом, в прошлом «народняком» с русофильским уклоном, пользующимся доверием в обществе; с Костой Нефтеяновым — кооперативным деятелем, никогда в прошлом не имевшем левых проявлений; с профессором Грозьо Диковым из Софийского университета; с богатым торговцем из Софии и другими. Они пьют кофе до половины девятого, после чего каждый направляется по своим делам. Доктор Пеев идет в суд и к десяти приходит в Национальный кооперативный банк. Работает с директором банка в одной комнате, а директор — наш человек. В обед, к двенадцати часам, доктор Пеев обычно выходит из банка, садится в трамвай № 4 на площади Святой Недели и едет домой обедать. После обеда выходит из дому обычно в два часа и отправляется в банк. Иногда встречается с генералом Никифором Йордановым Никифоровым и вместе с ним гуляет по Борисову саду. До сих пор не замечено, чтобы доктор Пеев встречался с коммунистами. Я беседовал с Симеоном Ивановым Буревым и полковником запаса Ерусалимом Василевым. Оба уверяют, что доктор Пеев политикой не занимается».

В этом рапорте, в целом правильном, были две мелкие погрешности и две крупные. Мелкие касались часов прихода и ухода Пеева из кафе и банка; крупные были связаны с персонами генерала Никифорова и торговца. Поперек первой страницы Ге-шев плотным почерком, выработанным за годы службы в канцелярии, вывел резолюцию: «Наблюдение за доктором Александром Пеевым продолжать. Не надо забывать, что он наш идеологический враг». Ни генерал, ни торговец в разряд «идеологических врагов» не попали. Да и какие, спрашивается, претензии можно предъявить обоим: один служит трону, другой, мобилизованный из запаса, работает в цензуре на телеграфе. Очень, очень благонадежные люди, с безупречными послужными списками.

А между тем и в мировоззрении торговца происходил сдвиг. Пеев с интересом присматривался к бывшему компаньону по поездке в Москву... Перемены эти не были чем-то экстраординарным. Многие знакомые Пеева, принадлежащие к различным слоям общества, под влиянием многообразных событий меняли свои оценки и взгляды, заметно «левели».

Среди них оказался и не кто иной, как Георгий Говедаров, один из лидеров «Народного сговора», депутат Народного собрания нескольких созывов, человек, которого царь в знак благоволения называл на «ты» и «друг мой».

Партийная принадлежность не мешала Говедарову иметь свое мнение по поводу происходящего, а в глубине души у него теплилась хорошо упрятанная под броней «прогерманизма» с детства привитая семьей симпатия к России. Вслух он об этом не распространялся: был вообще, по природе молчалив и сдержан.

Впрочем, говорил он прекрасно. В 1939-м в Народном собрании обсуждался вопрос: ехать или нет в Москву парламентской делегации для осмотра сель-хозвыставки. Поездку инспирировал двор, считая, что так вот, без «протокола», парламентариям удастся не только полюбоваться павильонами, но и прощупать советских официальных лиц — о, разумеется, в частных беседах!—на предмет ориентации Кремля в отношении Болгарии. Считалось, что надо будет сколотить небольшую группу для поездки, не привлекая к этому особого внимания. Говедаров произнес в парламенте речь, как всегда блестящую и зажигательную, агитируя за поездку. В итоге 93 депутата изъявили горячее желание стать гостями выставки. «Девяносто три? — сказал с изумлением Борис, выслушав доклад председателя палаты.— Как это понимать? У нас что, в Народном собрании коммунистическое большинство?»

Говедаров по-прежнему был принят при дворе. Царь называл его «друг мой» и на «ты», но держался холодно и отчужденно. Это, впрочем, не мешало Говедарову быть одним из осведомленнейших людей в стране и в то же время одним из самых надежных информаторов Пеева.

Загадочная метаморфоза? Нет, закономерность. Честный, как известно, ищет общества честных, патриот идет к патриотам.

...22 июня 1941-го, выслушав по радио сообщение о войне, Пеев, не советуясь с Елисаветой (знал, что одобрит), позвал сына к себе. В коротких точных фразах объяснил, что является руководителем группы подпольщиков; в таких же коротких и точных фразах изложил суть. Попросил: