На острие меча

— Только не пытайтесь убедить меня, граф, что польский король решится на эту войну из сострадания к бедной Венеции, — кардинал поднялся и подошел к залитому струями дождя окну. — И уж тем более не пытайтесь убедить, что с помощью Венеции он рассчитывает усмирить азиатского монстра.

— Вот именно: монстра.

— Взамен Польша, конечно же, попросила у Венеции крупные субсидии.

— В размере одного миллиона итальянских скудо. Не думаю, чтобы мой агент решился исказить размер этой суммы.

Мазарини удивленно и почти с уважением посмотрел на графа.

— И вы сможете подтвердить, что Венеция приняла эти условия?

— Что она вынуждена была принять их, ибо так складываются обстоятельства.

— Ссора с сильным соседом всегда обходится очень недешево.

— Кстати, за полученные от Венеции деньги польский король надеется собрать большое войско и разделаться с наиболее неугодными магнатами. Ну а против татар он попытается бросить основные силы украинских казаков, которые, как известно вашей светлости, только недавно прибегли к еще одному крупному восстанию, желая избавиться от польского владычества.

— Представился случай свести и обескровить две враждебные польскому двору силы, — мерно кивал Мазарини. — Не будем укорять за это Владислава, граф. А что же конкретно представляет собой это войско? Вам приходилось видеть его в бою иди хотя бы в походе, вы знакомы с кем-либо из казачьих генералов?

— Сами о себе эти люди говорят: «Казак рождается с саб-лей, а вместо материнского молока украинка вскармливает его порохом».

— Любопытная характеристика.

— И довольно точная. Пока казак в состоянии держать в руках оружие, вся жизнь его проходит в полевых лагерях, в походах и в схватках с врагом. Причем замечу, что тысячи этих степных рыцарей имеют опыт морских набегов на турецкие и татарские берега. Кроме того, они одинаково хорошо сражаются в конном и пешем строю, выносливы, неприхотливы и, что немаловажно для нас, не алчны. Золотом они дорожат меньше, чем собственными жизнями.

Теперь уже скептически ухмыльнулся кардинал Мазарини. Он вернулся к столику, наполнил бокал и то же самое предложил сделать де Брежи.

— Терпеть не могу ненастную погоду, — проворчал граф, как бы оправдывая этим согласие опустошить еще один бокал. — Если бы не прекрасное французское вино, которое заряжает мой организм солнечной энергией Шампани и Гасконии.

— Вино у меня, напомню, итальянское, — проворчал Мазарини, — но, согласен, прекрасное.

— Я имел в виду те вина, которые сопровождают меня во всех моих странствиях, — уточнил де Брежи, — и без которых я не выдержал бы мерзкого болотного климата этой поляно-мазовии.

Мазарини не ответил. Они снова уселись в кресла у камина. Поеживаясь, кардинал подбросил в огонь несколько поленьев и опять принялся за вино.

— Ваши последние слова, сказанные о казаках: «Золотом дорожат еще меньше, чем собственными жизнями»… Они почему-то настораживают меня.

— Но это в самом деле, так. Поразительное презрение к смерти.

— Я не о смерти, граф, — о золоте. Меня всегда настораживают люди, которые вдруг начинают пересказывать мне подобные легенды, — резко осадил посла первый министр. — Потому что легенды, достопочтенный граф, меня совершенно не интересуют.

— Однако не будем забывать, — все так же сдержанно возвращал разговор в спокойное русло де Брежи, — что большинство казаков, кроме, конечно, некоторых офицеров, которых запорожцы называют старшинами, — вообще не имеют ни земли, ни семьи, ни какого-либо имущества. Ничего, кроме самого необходимого для поддержания своего человеческого вида и выживания в походе.

— И тем не менее…

— Что касается денег, то они нужны им только для того, чтобы продлевать свое аскетическое существование. И это уже не легенды. Думаю, то же самое вам могут сообщить наши дипломаты, которые бывали в Турции, Молдавии, Крыму. Они тоже наслышаны о казаках.

— Хотите сказать, что, по существу, на востоке Европы появился своеобразный орден воинствующих монахов?

— Не спорю, удачное сравнение. Еще точнее будет сказать: орден степных рыцарей-аскетов. Если только учесть, что молятся они в основном сабле и пистолету и иной кельи, кроме степи, не признают.

Наступило минутное молчание. Оно понадобилось кардиналу для того, чтобы определиться, как вести себя дальше: довериться сведениям посла или же сменить тему разговора.

— А что, убедительно, — неожиданно подобрел в своей улыбке Мазарини. Объяснение показалось ему более чем удачным. Хотя как кардинал он предпочитал бы, чтобы и в молитвах своих, и в способе жизни они больше походили на монахов, чем на воинов. — Если я верно понял, воюют они в большинстве случаев против татар и турок. В степи. Но возникает сомнение: действительно ли они столь же искусны при осадах и штурмах крепостей?