На острие меча

— Нелишне вспомнить, ваше высокопреосвященство, что совсем недавно… — нарушил молчание граф. Он опасался, что, несмотря на основательно затянувшуюся беседу, так и не сумел убедить первого министра. Это задевало его самолюбие; все-таки он привык к тому, что обычно к его мнению прислушивались. Даже его величество Людовик XIII. — … да-да, еще совсем недавно, во времена кардинала Ришелье, послы Франции, вместе с послами Испании, Неаполя и Мальтийского ордена, обращались к гетману казаков Сагайдачному с просьбой присоединиться к Европейской лиге христианской милиции, выступавшей против экспансии Высокой Порты. Милицию, как вы знаете, возглавлял тогда князь де Невер, из того же рода, что и нынешняя королева Польши.

— Потомок последнего греческого императора Палеолога.

К потомкам императоров сицилиец Мазарини всегда относился с должным уважением. Независимо от того, что они представляли собой в светской жизни.

— Кроме того, есть неопровержимые доказательства, что большой отряд волонтеров-казаков уже в наши дни нанят на службу персидским шахом Аббасом Великим.

— Убедительно, граф. Этих аргументов достаточно. Однако замечу, что до сих пор вы не назвали ни одного имени полководца, который мог бы возглавить казачьи полки во Франции.

Посол удивленно взглянул на Мазарини и задумался.

— А что, это настолько важно?

— Нам не хотелось бы, чтобы им оказался какой-либо безвестный польский капитан.

— Или казачий сотник, — кивнул де Брежи.

— Кроме того, неясно, как, находясь у османского Рубикона, поведет себя польский король.

— Казаки доставляют королю столько всяческих хлопот, что Владислав IV с удовольствием отдал бы Франции все имеющиеся на Украине казачьи полки. Кроме, разумеется, так называемых реестровых [21], которые все еще верно служат короне. А возглавить наших волонтеров мог бы… ну, хотя бы бывший чигиринский сотник господин Хмельницкий.

— Сотник? То есть все-таки капитан?

— Нет, в их понятии чигиринский, уманский или какой-либо иной сотник — это весьма уважаемая административная должность. К тому же король удостоил его чина полковника и должности генерального писаря войска реестрового казачества. Словом, в Варшаве Хмельницкого знают. Он был среди тех, кто вел переговоры с польским королем после недавнего восстания казаков. Не менее известен в Польше и на Украине и другой полковник, господин Сирко.

— Итак, две с половиной тысячи казаков-наемников. Два полка, пеший и конный, под командованием полковника Хмельницкого, — задумчиво проговорил Мазарини, поднимаясь и отходя к письменному столу.

Из вежливости граф де Брежи тоже поднялся.

— Коль речь идет о двух полках, Хмельницкого мы могли бы представить двору как генерала, — подсказал он. — Во всяком случае, он мог бы числиться таковым до тех пор, пока служил бы под знаменами короля Франции, поскольку генеральских чинов у казаков не существует.

— Думаю, это оправдано. Лучше будет, если при дворе о нем будут говорить как о генерале. «Чигиринский сотник, генеральный писарь…» Для наших генералов это нечто непостижимое.

Мазарини сел за стол и жестом предложил графу кресло напротив себя.

Де Брежи неохотно расстался со своим бокалом, поблагодарив, уселся в кресло и тотчас же устало закрыл глаза. На этот раз путешествие из Варшавы в Париж выдалось куда более утомительным, чем он предполагал. А легкого вина, которым граф взбодрился после прибытия в столицу, оказалось недостаточно, чтобы восстановить силы и бодрость.

Закончив писать, Мазарини поднялся и, опершись руками о стол, уже совершенно иным, официальным тоном произнес:

— Граф де Брежи, завтра утром вам надлежит получить в моей канцелярии письмо к господину Хмельницкому и господину…

— Сирко…

— Вот именно… С официальным приглашением прибыть во Францию для переговоров о формировании казачьего волонтерского корпуса.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— С получением сего письма в течение трех дней вам надлежит отбыть в Варшаву. Сделайте все возможное, граф, чтобы через месяц казачьи офицеры прибыли в Париж.

— Я понимаю, ваша светлость, сколь важно это для Франции, — смиренно проговорил де Брежи, поднимаясь.

Мазарини резко взглянул на его лицо. Нет, привычной ухмылки графа де Брежи не последовало.

44

Увидев, что графиня в сопровождении спасителей приближается к табору, Сирко, Улич и сотник Гуран решили подождать их недалеко от места сражения.

Только теперь Сирко заметил, что солнце уже перевалило далеко за полдень и вся долина залита лазурным сиянием его нежарких весенних лучей. А еще недавно бурлившая река теперь сразу как-то поутихла, укротила свой предгорный нрав и постепенно входила в ритм спокойного равнинного течения.

Сирко еле удержался, чтобы не попросить графиню остановиться. Как воин, он заслуживал права любоваться красотой спасенной им женщины. Это право каждого победителя. А графиня действительно оставалась все такой же прекрасной. Словно не было ни битвы, ни погони, ни смертельной опасности.