На острие меча

— Вы неправильно истолковали мои слова, графиня. Я прошу вас вести себя таким образом, чтобы в Каменце и впредь называли меня только так: майор де Рошаль, — попытался просунуть он голову в карету.

Однако дверца больно ударила его по лицу, сбила головной убор и тут же захлопнулась.

7

Тренировку Гяур, как обычно, проводил недалеко от дома, в котором снимал комнаты, на речном лугу, между старыми ивами, на стволах которых еще чернели пучки тины — метки весеннего паводка. Он фехтовал двумя саблями, отражая коварные атаки Улича и Хозара, во время которых телохранители, особенно Хозар, часто переступали тот предел благоразумия, за которым любая разминка неминуемо превращалась в кровавую схватку.

Правда, Улич вовремя замечал это и с криком: «Суд Господний, мы же перебьем друг друга!» — прекращал их опасные игрища. Но все трое понимали, что от азарта пора отказываться.

Вот и сегодня у них все шло как обычно. Утро выдалось хотя и не солнечным, но теплым. Роса на лугу быстро испарялась, источая при этом упоительный ромашковый аромат каких-то огненно-желтых цветов.

В очередной раз, встретив клинки противников, Гяур на несколько мгновений задержал их и перевел взгляд туда, куда уже смотрел Улич. На другом берегу, на высоком гранитном камне, застыла фигура девушки с распущенными черными волосами. Немного постояв там, девушка, очевидно, поняла, что ее появления оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание не только телохранителей, но и самого князя, и исчезла с такой неосязаемой поспешностью, словно не сошла, а растворилась в утренней дымке.

Опустив сабли, Гяур едва заметно покачал головой, ожидая, что после этого видение появится еще раз: если не на гранитном валуне, то на одной из соседних возвышенностей.

— Это Власта, князь, — вытирал клинок о свою ладонь Улич. — Та самая нищенка из трактира, суд Господний.

— Она что, часто появляется там?

Улич замялся, посмотрел на Хозара. Но тот ожесточенно хмурил чело, усердно рассматривая рукоять дамасской сабли и предоставляя Уличу возможность самому выкручиваться.

— Каждый день, князь. Всякий раз, когда мы здесь с тобой переучиваемся с мечей на сабли.

— Почему же я не замечал ее? — удивился Гяур.

— Зато Хозар чуть ли не каждый вечер умудряется столкнуться с ней, если не на этом берегу, то на том, — ухмыльнулся Улич.

— Так и было? — поинтересовался Гяур.

— Видел ее несколько раз. О князе спрашивала. Я отвечал, — как всегда, лениво и немногословно, объяснил Хозар.

— И что же она делает? Чем занимается?

— За возвышенностью, там… хижина.

— Ну?

— Хижина за возвышенностью, говорю, небольшая.

— Ну, хижина, хижина! — кончилось терпение Гяура. Он-то знал, что и в десятый раз Хозар повторит то же самое: «Хижина там…» — Она что, живет в хижине по ту сторону реки?

— Ольгица наняла для нее. Сама тоже иногда бывает.

— Ты говорил с ней?

— С Властой?

— Да хотя бы и с Властой, а еще лучше — с Ольгицей.

— Пробовал.

Хозар вытянул руку и провел острым клинком по тыльной стороне ладони. Воин проделал это с явным усилием, однако ни одной царапины на теле не осталось.

Гяур не вздрогнул, но все же поморщился, теперь уже — всего лишь поморщился. А раньше, сколько бы раз Хозар ни демонстрировал эту дьявольскую способность своего тела противостоять лезвию сабли или ножа, — неминуемо вздрагивал.

Когда Хозар с невозмутимостью факира брал острый как бритва кинжал и вел им по шее или по оголенному животу от ребра до ребра — только люди, не знающие его, могли предполагать, что это безобидный фокус, позаимствованный у бродячих циркачей. На самом же деле все было, как было: острое лезвие кинжала и движение, после которого на теле любого другого человека остался бы глубокий разрез.

— Так ты все же пробовал всерьез поговорить с ней?

— Говорил, да…

Увлекшись, князь и себе провел саблей по тыльной стороне ладони. Провел без всякого усилия. Однако на теле сразу же проступил синевато-кровавый след. Хозара обучали этому страшному и странному развлечению два смертника-сирийца, с которыми он более года просидел в тюремной яме Дамасской крепости. Тело и воля у него оказались подходящими, учеником он тоже был старательным. Правда, сначала он резал свое тело всего лишь острым камешком. Но в свое время сирийцы начинали с того же.

— Так что, может, на самом деле Власта приходится Ольгице дочерью?

— Приходится, но неродной, — ответил вместо Хозара Улич. — Говорят, что кто-то подкинул ее ясновидящей. Бездомную и безродную. Ольгица подобрала девочку на улице, когда та была совсем маленькой, а саму Ольгицу еще не решались называть старухой. Но ведь что странно: Власта, оказывается, владеет такой же бесовской силой взгляда и предсказания, как и слепая.

— Действительно, странно. Не думаю, что это всего лишь случай, — согласился Гяур.

— Знать бы, кто родители девушки. Возможно, старая ведьма Ольгица обнаружила в ребенке черную силу и похитила ее. Или выкупила.

— Но ведь ты же — сын и внук волхвов из племени уличей, — улыбнулся князь. — Изучал медицину и предавался тем же бесовским забавам, которыми поражает всех нас Ольгица. Неужели и ты пасуешь перед ней?