На острие (СИ)

Желая отвоевать у реальности хоть бы несколько минут, я представила предстоящий день. И вспомнила все, что пообещала себе вчера.

Жизнь казалась беспросветной чередой работы.

— Надо купить ежедневник, — пробормотала я, шлепая босиком в душ.

Но даже на это нужны деньги. И сходить в магазин, а я не была уверена, что отыщу время. Поэтому для начала включила коммуникатор и набросала примерный план на сегодня.

Пробежка. Завтрак. Готовка. Если сварить побольше супа, можно будет несколько дней не волноваться насчет еды. И, может быть, поспать на полчасика подольше.

Город проснулся давным-давно и оглушал шумом машин, человеческим гомоном и всегдашней суетой.

Когда-то я ее любила, а сейчас мечтала оказаться где-нибудь подальше от людей, чтобы не вздрагивать от фантомных болей — то и дело казалось, что вижу в толпе знакомые лица. И родителей.

Девчонка в спортивном костюме подозрений ни у кого не вызывала, но я все-таки старалась не попадаться в поле зрения камер. А потом, улучшив момент, свернула в проулок. Там., вдали от чистых красивых улиц, всегда можно найти укрытие.

— Да подожди ты!

Я сбилась с шага, услышав этот голос. Ларс?

А он уже обогнал меня и побежал впереди, показывая дорогу.

Старая баржа щерилась ржавыми бортами. На палубе, там, где в углублениях нанесло пыли, пробивалась трава.

— Давай сюда, — Ларс нырнул внутрь, не задев болтающуюся на одной петле дверь с круглым иллюминатором.

В рубке я чуть не споткнулась о груду хлама, потом влетела в покосившийся стеллаж, не упавший только из-за больших болтов, крепящих его к стене.

— Нашел место.

— Зато здесь никто не увидит! — Ларс скинул с плеч рюкзачок и развернулся, распахивая объятия. — Я соскучился! Ты не представляешь, что это за пытка — смотреть, как эти… лапают тебя взглядами и не дать им в морду!

Я могла представить. Но не хотела.

Ларс был уютным. Домашним. Как проводник в прошлое, когда еще ничего не случилось и мама с папой…

— Лара, ты чего? — он отстранился, а потом осторожно снял слезинку губами.

Его прикосновения не обжигали и не были неприятны. Пропитанные негой, манили закрыть глаза и полностью отдаться на милость течения. Хотелось рыдать… и целоваться.

— Прости, — когда Ларс отстранился, я чуть не закричала от досады. — Не стоило.

Он тяжело дышал, словно бежал марафон. И прятал глаза, как будто сделал что-то нехорошее.

— Ларс?

— Вот, — он суетливо нагнулся, поднимая небольшой тубус. — Я теперь не знаю, что будет, не могу угадать… Это тебе.

Дорогая бумага тихо похрустывала под пальцами.

Испуганная принцесса в цветочном кимоно. To самый портрет.

— Зачем? — выдохнула восхищенно.

— На всякий случай. Вдруг не сумею поздравить на день рождения? Знаю, что заранее нельзя, но…

Ларс замолчал. Я мысленно закончила фразу: вдруг ты исчезнешь.

— Спасибо.

Я действительно была ему благодарна. И за поддержку. И за портрет, продажа которого могла вытащить семью Ларса из нищеты, принесла бы известность.

— Не передумаешь?

— Ни за что! — он подхватил рюкзак. — Все, побежал. А ты будь осторожна!

Я смотрела, как Ларс перепрыгивает узкую серую полоску воды и понимала, что разговора не получилось. А так хотелось рассказать о прошедшем дне, об ощущениях, поплакаться о том, как невыносимо стоять голой перед десятком любопытных глаз. Если бы не Ларс…

Слезы мешали смотреть. Я грубо вытерла их рукавом. Не сейчас. Время, отведенное на пробежку, закончилось, а я почти не тренировалась. Значит, завтра буду двигаться интенсивнее. А теперь — домой. Нужно привести себя в порядок и позавтракать.

Простые дела отвлекли от нехороших мыслей. Дома я готовила нечасто, а здесь еще не привыкла к обстановке кухни, поэтому заняты были не только руки, но и голова. Да и провозилась гораздо дольше, чем рассчитывала. Едва привела себя в порядок, как пора было бежать в Клуб.

Ларс уже был там. Понадеялась, что успел меня «забронировать», но Мистер Маска оказался проворнее. И сегодня не собирался делиться.

Ларсу оставалось только смотреть, как тот ставит меня на колени, лицом к шелковой ширме:

— Раздвинь ноги. Шире. Еще шире! Вот так. Сними кимоно с правого плеча и подними левую руку…

Помещение хорошо отапливалось, но когда теплый воздушный поток коснулся обнаженной груди, сосок затвердел.

Ловкие пальцы помощницы колдовали с кимоно, формирую красивые складки. Они стекали с поднятой руки, оставляя открытой спину и правую ягодицу. Прикосновение воздуха к ней напоминало несмелое касание кисти к холсту. Тот самый миг, когда художник уже решил, что будет писать, но еще несмело примеривается, не осмеливаясь сделать первый мазок.

— Развернись!

Поворачиваю голову и замираю.

Они опять принесли зеркало! Даже два! Стоят напротив друг друга, образуя бесконечный зеркальный коридор. И во всей его длине — я.

Высокая грудь, плавный изгиб бедра… Спина напоминает гитару… или, может быть, скрипку? Да, скрипку, совсем, как у уличного музыканта. Старик выходил на площадь каждый вечер, поправлял бабочку, отряхивал лацканы устаревшего сюртука и начинал играть.

Не за деньги. Просто потому, что не мог по-другому.