– Ситуация совершенно неуправляема. Все, что известно, это то, что 18 августа генерал Паттон вышел к Шартру, к юго-западу от Парижа, и 21 августа – к Сене в районе Фонтенбло. Согласно не подтвержденным пока данным, он сумел форсировать Сену и создать два небольших береговых плацдарма. Из Шартра, – продолжал генерал Фойхтингер, – Паттон повернул на север, и части его армии устремились в район Руана. Как видно, остановить его некому. Нам угрожает новый «котел» – южнее и западнее Сены; все мосты, похоже, уже уничтожены.
Я уполномочен немедленно перебросить на тот берег Сены боевую группу Рауха и танково-разведывательный батальон, которые оставили почти всю свою материальную часть в кольце, и передислоцировать их в район северо-восточнее Парижа, где они получат пополнения и технику. Дивизионный штаб переместится еще дальше к востоку, по всей видимости, в район к западу от Вогезских гор, чтобы создать оборонительные рубежи и пункты приема частей, отступающих с юга Франции.
– Вы, Люк, – продолжал Фойхтингер, – примете командование над всеми частями дивизии, сохранившими способность действовать; район сбора – к северо-востоку от Руана. Танков у меня больше нет, но вы получите последние два отряда из состава разведывательного батальона.
Если Монтгомери сейчас ударит со всей решительностью, я сомневаюсь, что вам удастся даже перейти Сену. Для начала вы постепенно отойдете по направлению к Сене, где оставшиеся силы саперного батальона будут ждать вас с последними понтонами.
Отныне вы предоставлены сами себе. Не могу сказать, где вам удастся добыть горючее, боеприпасы и продовольствие. Все – сами по себе. Что же касается маршрута вашего продвижения на восток и цели назначения – района, где именно соберется дивизия, вы получите дальнейшие распоряжения до моего отбытия.
Всего наилучшего, Люк. Сохраните как можно больше людей из нашей дивизии.
В тот решающий день, 21 августа, мои люди занимали оборонительные позиции. 22 августа я вывел их из соприкосновения с неприятелем. Слава богу, Монтгомери преследовал нас не слишком настойчиво. Даже наоборот, он действовал очень осторожно, не желая ничем рисковать. Это дало нам немного «воздуха». Союзническая авиация более не могла так радикально влиять на события, потому что часто было невозможно с воздуха отличить своих от противника.
23 августа мы двинулись в направлении Руана, все так же не тревожимые дивизиями Монтгомери. Меня беспокоили данные Фойхтингера в отношении того, что в тот же самый день практически параллельно с нами на Руан наступал Паттон. Успеем ли мы туда раньше и сумеем ли быстро переправиться через Сену? Армии Паттона, однако, по данным нашей разведки, пока видно не было. Зато мы соединились с частями танковой дивизии СС. Мы договорились при помощи саперов перейти реку в одной из ее излучин к западу от Руана.
Только после войны я узнал, что Монтгомери провел линию разграничения между британскими и американскими войсками, проложив ее за Мант на Сене, к западу от Парижа и далеко на северо-восток через Амьен – Лилль до Гента в Бельгии. Это означало, что Паттону пришлось отозвать свои части, наступавшие на Руан, и применить их где-то в другом месте.
В общем, нам приходилось иметь дело отныне только с Монти, а он по каким-то причинам продвигался вперед очень робко.
По выходе к Сене мы поставили в качестве заслона с юга танки СС. Между тем наскоро наведенная переправа через реку была запружена отступающими. Части снабжения пехоты и отряды отбившихся от своих частей солдат были готовы драться, а иногда и дрались за место на немногих паромах.
Выбрав себе место для переправы, мы не пустили туда больше никого, намереваясь во что бы то ни стало спасти не только людей, но и боевую технику. Пока саперы возились с понтонами, мы искали любые другие возможности пересечь 400 метров реки. Капитан Кригер, мой тогдашний адъютант, спустя несколько дней рассказывал мне, как он со своими людьми снимал с петель двери в ближайших деревнях и привязывал к ним в качестве поплавков пустые канистры из-под горючего. На каждом из таких плотов помещалось до восьми человек. Мы действовали в тесном взаимодействии с танкистами СС. Я заверил их в том, что мы заберем их на своем понтонном пароме последними. У нас царило спокойствие – прячась среди деревьев, солдаты молча ждали, когда придет их очередь переправляться. Это совсем не походило на Руан, куда отступили основные силы, чтобы перейти реку по еще уцелевшему железнодорожному мосту; там страсти накалились до предела.
В распоряжении моей штабной роты имелся автомобиль-амфибия VW («Фольксваген»), которым я до того никогда не пользовался. Я поинтересовался, можно ли воспользоваться машиной по назначению.
– Должна держаться на воде, – ответили мне, – что еще сказать? Должна, и все.
Несмотря на все трудности и напряженность обстановки, я решил переправиться на этой машине последним из своей боевой группы.
К 26 августа все части ее были на противоположном берегу, и я отдавал приказы о сборе.