На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

– Затем нам пришлось похоронить его под надзором военной полиции. – Дезертирам запрещено ставить кресты на могилах. – Потом судья исчез так же быстро, как и появился.

Несмотря на то что шел бой, я связался с дивизионным штабом, кипя яростью, доложил о невероятном событии. Потребовал назвать мне имя военного прокурора с тем, чтобы я мог выдвинуть против него обвинения.

– Это едва ли будет возможно, – ответил мне один из офицеров. – Наш дивизионный командир, генерал Маркс, полностью одобряет меры Шёрнера.

Я был сражен – до чего мы дошли!

– Боже правый, одного из моих лучших взводных командиров расстреляли ни за что ни про что, и никто не будет за это отвечать? Я представлю письменный рапорт и буду настаивать на том, чтобы военный судья был найден.

Ход событий на фронте и трагическая развязка не позволили добиться справедливого возмездия за чудовищное злодеяние. Мои ребята из ремонтной роты по меньшей мере смогли поставить крест на могиле с фамилией фельдфебеля и номером части. Я сообщил родителям, что их сын принял смерть солдата, «исполняя свой долг».

Конечно, имели место признаки разложения, особенно там, где русские прорывали оборону, и потоки отбившихся от своих частей солдат бежали куда глаза глядят, чтобы не попасть в плен, или же пытались найти свои подразделения. Обстановка оказывала громадное психологическое воздействие, особенно на стариков, призванных в фольксштурм, и на мальчишек по 14 или 15 лет, которых бросали на врага с противотанковыми гранатами или фаустпатронами. Никто из них не имел никакого опыта и никакого иного желания, кроме одного – спастись.

Повсюду, когда нашей дивизии, которая все еще продолжала оставаться единым целым, доводилось сталкиваться с отбившимися солдатами, мы принимали их в свои части и оказывали всевозможную поддержку. Мы тоже осуждали любую форму дезертирства, которая подрывала боевой дух личного состава. Однако тот, кто видел бегущее в панике гражданское население, кто слышал об изнасилованиях женщин или говорил с уцелевшими в бою солдатами из дивизий, которые часами проводили под артобстрелами, а потом уничтожались атакующими русскими, проявлял больше гуманизма и понимания. В любом случае, выиграть войну с помощью летучих трибуналов было нельзя. Бесконечные лозунги и декларации, раздававшиеся из ставки Гитлера в бункере под Рейхсканцелярией в Берлине, звучали для нас на фронте как наглые насмешки.

12 февраля мотопехотные формирования дивизии двинулись по шоссе Берлин – Бреслау в направлении Загана в Нижней Силезии. Из-за нехватки топлива танки отправили эшелонами.

Утром того дня русские перешли в наступление на широком фронте и создали угрозу автомагистрали. Слабым частям танковой дивизии «Бранденбург» не удалось сдержать натиска. Утром 13 февраля я повел в контратаку свою боевую группу. Нам удалось очистить шоссе, но противник обошел нас с фланга. Во взаимодействии с подтянувшимися частями дивизии и наспех сколоченной боевой группой из состава 17-й танковой дивизии мы смогли на какое-то время удержать неприятеля. В последующие дни русские то и дело пытались охватить нас с флангов; даже наша дивизия распалась на небольшие боевые группы.

17 февраля русским удалось осуществить прорыв, отрезать формирования нашей дивизии и создать угрозу их уничтожения. В критической обстановке вновь продемонстрировали свою действенность товарищество, взаимовыручка и умение принимать решения исходя из ситуации.

Майор Ханнес Гриммингер, командир батальона в сестринском 192-м полку, увидел, в каком отчаянном положении мы оказались, и, не колеблясь ни минуты, бросился нам на помощь – атаковал вместе с оказавшимся под рукой разведывательным батальоном майора Брандта и несколькими танками. Маневр застал русских совершенно врасплох, и они отошли с большими потерями. Окруженные части удалось вызволить.

В марте Гриммингер получил под командование 192-й полк и вновь был ранен. 11 марта, во время краткосрочного пребывания в военном госпитале, ему вручили дубовые листья к Рыцарскому кресту, 21 марта он женился, а 16 апреля погиб, пробыв супругом менее месяца. Солдаты похоронили командира в парке при поместье Дребкау, службу по покойному отслужил наш дивизионный капеллан Тарнов. После войны останки Гриммингера перенесли на кладбище, расположенное в лесу под Хальбе, где еще 20 000 могил остались безмолвным монументом в память о безнадежной битве.

Несмотря на все усилия, невзирая на отчаянное положение бегущего гражданского населения, мысль о неизбежной необходимости бросать которое на произвол судьбы разрывала нам сердца, мы более не могли удерживать район Загана. Слишком велик был для горстки сохранившихся как боевые части танковых дивизий риск угодить в окружение.

Из группы армий Шёрнера пришел приказ отступить за реку Нейсе, удерживать один или два береговых плацдарма (предмостных укрепления), чтобы сохранить возможность арьергардам, отбившимся солдатам и гражданским лицам продолжать отход на запад.