На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

– Сожмите зубы покрепче, – приказали мне коротко и жестко. Две сестры навалились на меня и прижали к столу, а доктор, казавшийся мне мясником, принялся ковыряться в ране. Я кричал, точно животное, и думал, что вот-вот потеряю сознание от боли. И тут раздался голос:

– Постойте, пожалуйста, – рядом с собой я увидел генерала фон Ферста, командира 15-й танковой дивизии[59]. – Что с вами, Люк? Что вы так орете?

Я обрисовал ему положение и попросил распорядиться сделать мне обезболивание. Тут врачу пришлось сдаться, а посему остальная часть операции прошла вполне сносно.

Генерал фон Ферст сказал мне, что тоже был ранен, причем недалеко от того места, где зацепило меня. Генерал Гаузе и полковник Вестфаль из штаба Роммеля тоже получили ранения. Последнее, что знал о делах у Роммеля фон Ферст, это то, что после успешного прорыва на запад Африканский корпус перегруппировывается для продолжения наступления.

После того как мне оказали помощь, я в обществе фон Ферста отправился на континент. Мы обсуждали шансы Роммеля на прорыв в Египет в условиях нехватки снабжения. В Неаполе меня вновь осмотрели и сочли способным следовать дальше.

На следующее утро итальянский санитарный эшелон увез меня на север. Хотя я не мог стоять, меня радовало путешествие по северной итальянской равнине и дорога через Альпы. Сияло солнце, и местность казалась прекрасной. Ничего вокруг не говорило о том, что Италия тоже ведет войну. Врачи и сестры обращались с нами в пути просто великолепно. После лишений и жарких боев в пустыне меня буквально пленило приятное чувство покоя.

На австрийской границе нас перевели в немецкий санитарный вагон, который прицепили к обычному составу, и мы в итоге оказались в Эсслингене, в маленьком промышленном городке неподалеку от Штуттгарта. Нас было там всего трое, в том числе молодой офицер запаса из моего батальона. Муниципальную больницу, расположенную в живописном месте среди гор на окраине города, превратили в военный госпиталь. До нашего прибытия там находились только раненые с Восточного фронта.

Пока что Эсслингену повезло, война почти не затронула его, если не считать очередей и талонов, ставших повседневностью для местных жителей. Ничего было не достать. Хорошо, что я разжился кофе и сигаретами перед отъездом из Северной Африки, потому что тут это ценилось дороже золота.

Я стремился поскорее встать на ноги. Через несколько недель я уже мог передвигаться на костылях, а потом и – осторожно – с палочкой. Мать и сестра приехали повидаться со мной из Фленсбурга, проделав нелегкий пусть через всю Германию. По причине воздушных налетов поезда передвигались медленно, с большими задержками. Приехал мой дядя из Штуттгарта, и мы наслаждались настоящим кофе и эрзац-печеньем на залитой солнцем террасе.

Северная Африка сделалась бесконечно далекой. Но я не забывал о ней, каждый день усаживаясь у радиоприемника и жадно внимая новостям с этого ТВД. Через две недели после моего поступления в госпиталь стало известно, что 21 июня 1942 г. Роммель вошел в Тобрук и южноафриканский генерал Клоппер сдал ему город. Это стоило противнику 30 000 попавшими в плен, не говоря уже о доставшихся немцам запасах военных материалов, в том числе и топлива, острый недостаток которого мы ощущали все время. Сразу же за тем мы узнали, что Роммель немедленно устремился на восток и 23 июня пересек границу Египта. Всего в пятьдесят лет Роммель стал фельдмаршалом. Между тем своей жене он признался потом, что предпочел бы, чтобы Гитлер не повышал его, а дал бы хоть одну дополнительную дивизию.

Понятно, что мы, трое «африканцев», приковывали всеобщее внимание. Тогда как на русском фронте дела шли скверно, начинали уже потихоньку вырисовываться контуры Сталинградского «котла», достижения Роммеля в Северной Африке служили чем-то вроде лучика надежды для людей. Вместе с тем они чувствовали уже, что война продлится еще долго и выльется в куда большие жертвы, чем уже принесены. А посему Гитлер и его министр пропаганды Геббельс не пожалели славословий для восхвалений успехов Роммеля, невзирая на то, что считали наш ТВД в пустыне второстепенным.

Через три недели я почувствовал себя достаточно поправившимся, чтобы ходить с палочкой. Бад-Киссинген, мое последнее место службы перед войной, находился совсем недалеко. Мне удалось убедить медицинское начальство перевести меня туда до полного выздоровления. Мне хотелось провести это время вынужденного безделья в кругу моих старых друзей, в атмосфере курортного местечка. И вот утром в воскресенье карета «Скорой помощи» отвезла меня в частную клинику, реквизированную и отданную для размещения идущих на поправку фронтовиков.

Так как было воскресенье, на дежурстве находилась всего одна медсестра. Она поместила меня в отличную палату с видом на парк.

– Сейчас принесу вам поесть. Надеюсь, вам понравится у нас. Завтра вас осмотрит главный врач.

С этими словами она покинула меня.