На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

Передали одно из заявлений Гитлера, которое он будто бы уже сделал по радио: «…Я принимаю ответственность за все» и «…если немецкий народ не способен добиться победы, у него нет права на существование».

Вот это было уже слишком. Отовсюду раздались возгласы:

– Выключите эту дрянь!

– Что проку нам, нашим семьям и нашим разрушенным городам в том, что Гитлер принимает ответственность за все, если сделать этого все равно никто не может?

Мы были тут, у ворот Берлина, зная, что только чудо могло спасти нас от смерти или плена.

20 апреля доложили о том, что около 360 русских танков и вдвое большее количество грузовиков проследовало у нас за спиной в северном направлении, то есть к Берлину. С юга русские танки пробовали на прочность мой правый фланг. На протяжении нескольких следующих суток русские обрушились на нас со всей яростью и вновь заставили меня отводить части, выравнивая фронт.

Гитлер, похоже, не собирался сдаваться. Нам сообщили, что вновь созданная «Армия Венка»[141] больше не будет преграждать американцам продвижение на Берлин, а станет пробиваться к столице, чтобы спасти ее и вместе с вырывающейся из окружения 9-й армией генерала Буссе остановить русских. От Венка, которому предстояло наступать на Берлин из района Магдебурга на Эльбе, нас отделяло свыше ста километров.

Как арьергард дивизии, мы медленно отступали на север и 25 апреля вышли в район Хальбе – города, которому была уготована грустная участь дать свое имя Хальбескому «котлу».

Неожиданно меня вызвали прямо к генералу Буссе, где отдали приказ:

– Этим же вечером в 20.00 вы атакуете силами своей боевой группы и всей наличествующей бронетехникой, которая будет вам придана, в западном направлении через шоссе Дрезден – Берлин, в тыл 1-му Украинскому фронту, наступающему на Берлин, с целью выйти в район Люкенвальде на шоссе Берлин – Лейпциг. Участок прорыва держать открытым, чтобы обеспечить отход на запад пеших формирований 9-й армии, которые последуют за вами. Всю не подходящую для операции технику уничтожить, горючее перекачать в баки боевой техники. Гражданское население не информировать – тысячи беженцев осложнят операцию.

К 19.00 к моему командному пункту действительно подтянулись танки и САУ, в основном маленькие «Хетцеры»[142]. Разумеется, приготовления наши не прошли незамеченными. С наступлением темноты сотни гражданских лиц собрались в селении, нагрузив на телеги свои нехитрые пожитки. Я не сделал и шагу, чтобы заставить этих детей и женщин остаться. Я просто не мог – не был в силах потребовать этого, несмотря на тяжелейшие предчувствия и осознание того, что они серьезно рискуют попасть под огонь.

В 20.00 25 апреля я выступил со своей боевой группой. Слава богу, у нас хоть карты были. Первой целью служил Барут, расположенный на важной железнодорожной ветке Дрезден – Берлин. Нам пришлось продираться через обширный лесной массив, очень мало пригодный для продвижения, идти тропами и просеками, к тому же ночью.

Между тем поначалу мы хорошо продвинулись. По находившемуся неподалеку шоссе Дрезден – Берлин туда-сюда сновали русские снабженцы. Мы тотчас же перекрыли дорогу на юг и на север. На каждой остановке гражданские, следовавшие за нами пешком, подтягивались и тихо ждали, пока мы вновь тронемся в путь. Около полуночи мы приблизились к селению Барут, где находилась важная станция железной дороги, параллельно которой далее за Барутом пролегала автодорога. Когда мы осторожно выбрались из леса, по нам вдруг сосредоточенным огнем ударили противотанковые пушки и пулеметы. Хотя мы действовали в глубоком тылу наступавших на Берлин русских, маршал Конев, как видно, позаботился о том, чтобы прикрыть свой длинный обнаженный правый фланг. Разыгралась ожесточенная танковая дуэль. Мы обнаружили, что имеем дело с танками «Сталин»[143], превосходившими наши броней и вооружением, а кроме того, вкопанными в землю, что существенно осложняло их поражение.

Я решил перегруппироваться, обойти населенный пункт с севера, а потом, пока не рассвело, бросить на противника гренадеров. Я послал сообщение в 9-ю армию, уведомив командование, что мы столкнулись с серьезным противодействием, которое я, однако, надеюсь преодолеть и продолжить прорыв на запад.

Мне стало ясно, что задача для нас облегчится, если овладеть центром Барута. Мы не могли позволить себе втягиваться в продолжительные бои. У меня не было лишних боеприпасов, а горючего хватило бы только до Эльбы. Более того, каждый лишний час, проведенный нами на занятых позициях без движения, означал усиление обороны русских, которая оказалась весьма гибкой.

Поэтому я попросил у армии разрешения на немедленную атаку, на что получил отказ:

– Вы должны ждать, когда из окружения смогут выбраться другие части.

Приходилось ждать. Тут в темноте подкатил PzKpfw V «пантера». Из башни на броню, а оттуда на землю спрыгнул офицер СС. Когда он подошел ко мне, я узнал своего товарища и однокашника Рюдигера Пипкорна.

– Боже мой, Рюдигер, что ты тут делаешь? Почему на тебе эсэсовская форма?