На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

В ночь с 18 на 19 февраля мне поставили задачу неожиданным броском овладеть Кассеринским перевалом и удерживать его до подхода остальных частей. Послав впереди мотоциклетные эскорты, я выступил до рассвета, надеясь застать американцев врасплох. Однако они заметили нас и встретили мощным артиллерийским огнем, наведение которого осуществлялось с наблюдательных пунктов на высотах по обеим сторонам перевала. Я не мог продвинуться. Не удавалось это и стрелковому полку, который тоже бросили на перевал.

Все же мы захватили некоторое количество пленных из состава 34-й дивизии армии США. Нас просто поразило то, каким первоклассным снаряжением они располагали, но, пожалуй, наибольшее впечатление произвели на наших солдат «суточные пайки», которые находились при каждом из американцев. И дело было даже не в плитках шоколада, в жевательной резинке, в масле и отличных сигаретах – мы забыли, как выглядит многое из этого, – а в отпечатанных в типографии памятках, которые вкладывались в каждый пакет. Вот что там значилось: «Вы самые высокооплачиваемые и наилучшим образом экипированные солдаты в мире. Мы снабдили вас лучшим вооружением на свете. Теперь вам осталось только доказать, что вы самые лучшие бойцы».

Как мы скоро убедились, американцы действительно располагали отличными танками и противотанковыми пушками. Расположенные за линией фронта огромные склады снабжения позволяли быстро доставить в части все необходимое. И не беда, что солдаты пока не имели боевого опыта и потому не могли еще равняться с нашими закаленными в боях «лисами пустыни».

В одном они, по нашему мнению, имели большое преимущество перед своими британскими союзниками: американцы были чрезвычайно пластичны – они немедленно приспосабливались к изменениям обстановки и дрались с отчаянным упорством, порой с безрассудством. Никогда не забуду танков «тигр» с их превосходной 88-мм пушкой, которые один за другим уничтожали пытавшиеся продвинуться на восток «шерманы», командиры которых словно не понимали, что их машины безнадежно слабее «тигров». Храбрость и натиск американцев в атаке вызывали наше восхищение, хотя мы нередко сочувствовали им – слишком высокую цену платили они за свой первый боевой опыт. Но уроки не прошли даром – позднее они сказались в Италии и не только там. Во Франции в 1944 г. мне довелось лично убедиться в том, сколь быстро способны американцы извлекать уроки из ошибок и, вследствие гибкого и нетрадиционного подхода к ведению боя, достигать значительных результатов.

Наш так многообещающе начавшийся бросок на север быстро застопорился, с одной стороны, из-за фальстарта на Эль-Кеф, а с другой – из-за нехватки снабжения. Кроме того, наше продвижение замедлялось мощными ливнями, а в горных долинах мы нередко несли большие потери от огня вражеской артиллерии. И вот нам уже пришлось откатываться к Кассеринскому перевалу, тогда как на севере 5-я танковая армия развернула нам в помощь атаку, которая тоже не увенчалась успехом из-за упорного англо-американского противодействия.

В конце февраля Роммель стал командующим группой армий «Африка», войсками ее на юге командовал генерал Мессе[82], а на севере – генерал-полковник фон Арним. Вследствие исключительной протяженности фронт не мог быть сплошным – разместить части на нем удавалось только на некоторых участках.

Противник подавляюще превосходил нас технически, особенно американцы. Роммель не видел выхода, как только оставить районы на юге Туниса и силами уцелевших частей группы армий создать сильный береговой плацдарм в районе г. Тунис, включая полуостров мыс Бон, чтобы осуществить вывод оттуда по меньшей мере какой-то части опытных бойцов и специалистов африканского контингента. План не встретил понимания.

В начале марта, как сказал мне Гаузе, Роммель намеревался вылететь в ставку фюрера, чтобы убедить его спасти то, что еще можно спасти. Поскольку мы оказались в резерве – у меня в батальоне практически не осталось бронемашин и боеприпасов, – я отправился на расположенный неподалеку командный пункт Роммеля.

– Можно ли мне поговорить с Роммелем и попрощаться с ним? – спросил я Гаузе.

– Конечно, он будет рад видеть командира своего любимого батальона.

Роммель, как обычно, сидел в своем «Мамонте» перед разложенными на столе оперативными картами. Я не видел командующего уже несколько недель и поразился его нездоровому виду. Он был заметно ослаблен, страдал от тропической болезни – казалось, здоровье его совершенно подорвано. И все же в глазах его еще поблескивали знакомые искорки.