На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

Затем со своим большим конвертом в руках я просителем предстал перед Йодлем. Мы, фронтовики, знали, что он был опытным штабным офицером, но не любили его за подхалимаж перед Гитлером. Я объяснил Йодлю суть задания и то, почему фон Арним выбрал меня в посредники.

– Дела очень плохи, господин генерал-полковник, – проговорил я. – Мы больше не способны сдерживать натиск британцев и американцев. Особенно из-за КВВС, которые делают невозможными любые передвижения войск, когда нет дождей. Мы не способны держать длинный фронт от Габеса до города Тунис. Чтобы предотвратить катастрофу, необходимо как можно быстрее вывести личный состав, который понадобится на фронтах, когда западные союзники высадятся в Европе. По этой причине я должен передать план эвакуации, который был тщательно разработан Роммелем и фон Арнимом и подписан также Кессельрингом, Гудерианом и Шмундтом.

С этими словами я протянул ему конверт.

– Меня послали сюда, – продолжал я, – как простого полевого офицера в надежде, что это, может быть, произведет некоторое впечатление на фюрера.

Йодль долгое время смотрел на меня, не открывая конверта.

– Послушайте, Люк, – произнес он наконец, – нет и не может быть вопроса об эвакуации частей армии «Африка» или об обсуждении «немецкого Дюнкерка», как вы его называете. Фюрер не расположен даже думать об отступлении. Мы не позволим вам увидеться с ним лично. Он очень разозлится и вышвырнет вас вон. Кроме того, фюрер на несколько дней углубился в чистую политику, поскольку у него сейчас с государственным визитом руководитель Румынии Антонеску, – без всякой паузы Йодль взял меня за локоть и подвел к огромной карте боевых действий, занимавшей всю стену. – Вот тут вы можете видеть фронт в России, каким он был, перед тем как мы потеряли Сталинград. Что вы думаете о Сталинграде?

– Господин генерал-полковник, у нас хватало бед и забот на своем собственном ТВД, чтобы мы еще думали о Сталинграде. Мы только никак не могли понять, зачем надо было бросать на произвол судьбы 200 000 опытных бойцов. В общем-то, слово «Сталинград» для нас источник особого беспокойства, потому что нас ожидает та же судьба, если только никто не предпримет попытки спасти то, что еще можно спасти.

Йодль не сказал ни слова. После короткой паузы он протянул мне руку:

– Я понимаю вас – вас всех, однако ваше «задание» бессмысленно. Доложите об этом фон Арниму.

Когда я уходил от Йодля, я видел в его глазах беспомощное сочувствие к армии «Африка».

Глубоко разочарованный, я отправился к радистам и послал донесение фон Арниму:

– Фюрер меня не примет, план отвергнут Йодлем. Вылетаю обратно в Рим, а оттуда в Тунис.

Я доложил об отъезде полковнику Икс и вновь встретился с Бонином.

– Пожалуйста, скажите Роммелю о провале моей миссии. Я попробую вылететь обратно в Африку. Если не удастся, тогда свяжусь с Роммелем, – сказал я Бонину.

Более ничего не удерживало меня в Германии, больше всего я хотел быть со своим батальоном. В Риме немецкий офицер связи сказал мне, что получен строгий приказ не посылать более военнослужащих в Африку, в г. Тунис отправлялось по воздуху только снабжение. Однако я не отказался от намерения перебраться через море, а пока оставался в Риме и ежедневно являлся в приемную отдела связи.

Новости с фронта день ото дня становились все тревожнее. Позиции по «линии Марет» были потеряны, однако остатки армии «Африка» все еще держались под Габесом, а 5-я танковая армия – к западу и юго-западу от г. Тунис. Американцам не удалось протиснуться в огромную брешь между двумя армиями и нарушить взаимодействие между ними. В первой половине апреля все еще оставалась возможность перебросить значительную часть войск на Сицилию с полуострова мыс Бон севернее г. Тунис. Годились все средства: от «Юнкерсов-52» («Танте Ю»), которые доставляли снабжение и возвращались обратно пустыми, до торпедных катеров и знаменитых «паромов Зибеля» – больших плоскодонных барж, передвигавшихся за счет тяги, обеспечиваемой старыми авиационными двигателями. Однако, кроме раненых, покидать Тунис не дозволялось никому. Как-то в апреле я встретился в Риме с генералом Гаузе – его послали к Командо Супремо (полагаю, фон Арним просто хотел спасти опытного офицера генерального штаба, очень нужного Роммелю) – и с генералом Байерляйном, который выбыл из строя по причине тяжелой болезни.

К концу апреля фронт на юге находился на грани крушения – боеприпасы, горючее и пополнения почти не приходили через море. Внезапно из ставки фюрера в Рим пришел приказ: «Немедленно приступить к эвакуации немецких и итальянских войск из Туниса. Задействовать все имеющиеся в распоряжении транспортные средства».

Затем поступило распоряжение действовать по тому самому плану, который я представлял Йодлю несколько недель назад. «Юнкерсы», торпедные катера и «паромы Зибеля» вступили в дело. Мой батальон все еще находился на юге в составе армии «Африка». Им не представлялось шанса пробиться на север к полуострову мыс Бон. Я получил последнее радиосообщение от капитана Бернхардта: