На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

Я рассказал Вальдову о пророчестве Роммеля. Он тоже очень верил в Роммеля. Вальдов был офицером старой прусской школы, удостоившимся высоких наград в России, скромным человеком, всегда заботившимся о своих людях. Его сестра рассказала мне потом, как однажды он оказался в русском селе, окруженном партизанами. Местные жители страшно голодали, и Вальдов раздал часть пищевого довольствия своих солдат женщинам и детям. И вот ночью неожиданно появились посланцы от партизан: «Немец, ты поделился с нашими женщинами и детьми едой, спасибо тебе. За это мы пропустим тебя с твоими солдатами. Уходите, мы не будем атаковать».

Проявление гуманизма с обеих сторон.

Разведывательный батальон Вальдова принял капитан Брандт из офицерского резерва дивизии.

Для Вернера Кортенхауса, тогда командира танка в 4-й роте, 9 июня тоже стало днем кошмара. «В тот день мы вели самые ожесточенные бои. Силами примерно десяти танков мы сосредоточились под деревьями к югу от Эсковиля. С закрытыми люками, машина за машиной мы проследовали мимо замка и вышли на широкий огороженный луг. Здесь нам предстояло построиться широким клином для атаки совместно с гренадерами, которые должны были следовать рядом и за нами.

События развивались очень быстро: не прошло и нескольких минут, как мы потеряли четыре танка, уничтоженных огнем корабельной артиллерии. На моем танке (PzKpfw IV с короткоствольной пушкой) заклинило башню, так что я мог лишь стрелять по изгородям из пулемета. Огонь сделался более интенсивным, а потому по приказу майора фон Люка мы отошли, а с нами и гренадеры.

Артиллерийский обстрел продолжался. От 30 до 40 гренадеров, должно быть, погибли под снарядами. К вечеру 9 июня мы осознали, что не способны сбросить британцев в море.

В 1960 г., когда замок все еще стоял в руинах, я снова оказался в местах былых боев.

Наша атака не могла увенчаться успехом, потому что за изгородью находилась прочная стена, если бы мы стали таранить ее, думая, что перед нами всего лишь слабая изгородь, мы бы повредили пушки. Перед стеной пролегала канава, очень удобная для обороняющихся. В стене же были бреши, пробитые артиллерийскими снарядами, через эти проемы противник мог легко отступить в случае надобности. Следовательно, для нас, танкистов, данный участок представлялся совершенно невыгодным при наступлении».

Из донесений дозоров стало известно, что 8 июня на береговой плацдарм на смену измотанной 6-й воздушно-десантной перебросили 51-ю Хайлендскую дивизию, состоявшую из уроженцев горных районов Шотландии. Данный факт еще более снижал и без того мизерные шансы смять береговой плацдарм. Я знал 51-ю Хайлендскую дивизию еще с Северной Африки, уже тогда мы считали ее опытным в боевом отношении элитным соединением.

Один раз, к моему большому удивлению, отряд дозорных пригнал мотоцикл DKW. Я стал рассматривать машину, которую покрывала характерная раскраска и познавательные знаки 3-го разведывательного батальона на крыльях. Мотоцикл побывал в переделке. Он в виде трофея достался британцам в Северной Африке, они перевезли его в Англию, а теперь в Нормандию, где наши ребята отбили его у противника и доставили мне в целости и сохранности.

Тем временем в ночь с 7 на 8 июня две танковые дивизии – Учебная танковая и 12-я танковая СС, – прибывшие в район вторжения после тяжелых и кровопролитных маршей из районов дислокации далеко к востоку и к югу от Кана, были брошены в контратаку и в поддержку рубежам нашей обороны к западу от Кана. Однако и они, теряя машины в бессильной злобе на постоянно атакующие КВВС, тоже не могли сокрушить береговой плацдарм к западу от Кана. Мы увязли в боях.

Глава 16 Операция «Гудвуд». 18 – 19 июля 1944 года

До Гитлера тоже уже, похоже, стало доходить, что мы имеем дело с самым настоящим вторжением, а не с отвлекающим маневром. Однако он не исключал возможности проведения противником операции и через Па-де-Кале.

Как сказал мне в один из своих приездов на передовую Роммель, он в устной и письменной форме упрашивал Гитлера появиться на фронте и самому составить представление об обстановке. Нам казалось это само собой разумеющимся и наименьшим, что следовало бы сделать «главе армии». Он же сидел в хоромах на Оберзальцберге[102] и отправлял оттуда приказы. Поневоле мы испытывали уважение к Черчиллю, который прибыл на фронт, ездил в части, встречался с солдатами и вселял в них мужество. Между тем в соответствии с директивами Гитлера ни одну дивизию нельзя было ввести в дело без его личного приказа.

Не только Роммель, но и все мы осознавали, что оценка Гитлером ситуации слишком оптимистична, он «жонглировал» дивизиями и армейскими корпусами, фактическая численность которых была далека от полной.