— Я это, безусловно, запрещаю, — настойчиво прошептал мистер Треверс. — Я рад уехать. И вообще я не хочу вас видеть, пока с вас не сойдет ваш стих. — Ее смутила его скрытая горячность. Но тотчас же его яростный шепот перешел в пустую светскую иронию. — Не то, чтобы я придавал этому какое-нибудь значение… — прибавил он громко.
Он как бы отпрыгнул от жены и, сходя по трапу, любезно помахал ей рукой.
Смутно освещенная фонарем на крыше рубки, миссис Треверс стояла, опустив голову, в глубокой задумчивости. Но уже через минуту она встряхнулась и мимо Лингарда, почти задевая его, прошла к себе в рубку, ни на кого не смотря. Лингард слышал, как за ней хлопнула дверь. Он подождал, тронулся было к трапу, но передумал и последовал за миссис Треверс.
В комнате было совершенно темно. Лингард не мог ничего разглядеть. Ничто не шевелилось, и даже дыхания миссис Треверс не было слышно. Лингарду стало жутко.
— Я уезжаю на берег, — начал Лингард, нарушая черную, мертвую тишину, окружавшую его и невидимую женщину. — Я хотел попрощаться с вами.
— Вы уезжаете на берег? — равнодушным, пустым голосом повторила миссис Треверс.
— Да, на несколько часов. Быть может, навсегда. Может быть, мне придется умереть вместе с ними, может быть, придется умереть из-за других. Я хотел бы жить только для вас, если бы я знал, как это сделать. Я говорю это вам только потому, что здесь темно. Если бы здесь был свет, я не вошел бы.
— Я хотела бы, чтобы вы не входили, — прозвучал тот же самый пустой и глухой голос, — Всякий раз, как вы приходите ко мне, вы играете человеческими жизнями.
— Да, для вас это слишком, — тихо согласился Лингард. — Вы не можете не быть правдивой. И вы ни в чем не виноваты! Не желайте мне жизни, пожелайте мне удачи, потому что вы неповинны и должны нести свою судьбу.
— Желаю вам всяческой удачи, Король Том, — послышалось во тьме, в которой он теперь словно различал свет ее волос, — Будь что будет. И не приходите больше ко мне, потому что я устала от вас.
— Охотно верю, — пробормотал Лингард и вышел из комнаты, тихо затворив за собой дверь. С полминуты было все тихо, затем послышался стук упавшего стула. Через секунду, в свете лампы, оставленной на крыше рубки, очертилась голова миссис Треверс. Ее обнаженные руки конвульсивно хватались за косяк двери.
— Подождите минуту! — громко бросила она в темноту. Но не было слышно никаких шагов, не было видно никакого движения, кроме исчезающей куда-то тени капитана Иоргенсона, безразличного к жизни людей. — Подождите, Король Том! — повысила она голос и вслед за этим крикнула безрассудно:
— Я не хотела этого сказать! Не верьте мне!
Второй раз в эту ночь крик женщины встревожил всех обитателей «Эммы» — всех, кроме старого Иоргенсона. Малайцы в лодке взглянули вверх. У д'Алькасера, сидевшего на корме рядом с Лингардом, забилось сердце.
— Что это такое? — воскликнул он. — Я слышал, что на палубе кто-то назвал ваше имя. Вас, должно быть, зовут?
— Отваливай! — бесстрастным голосом приказал Лингард, даже не посмотрев на д'Алькасера.
И только мистер Треверс, по-видимому, ничего не заметил.
Долгое время спустя после того, как лодка отъехала от «Эммы», мистер Треверс наклонился к д'Алькасеру.
— У меня очень странное чувство, — осторожно зашептал он. — Мне кажется, точно я в воздухе. Мы едем по воде, д'Алькасер? Вы уверены? Впрочем, конечно, мы на воде.
— Да, на воде, — тем же тоном отвечал д'Алькасер. — Может бьггь, переезжаем Стикс…
— Очень возможно, — неожиданно отозвался мистер Треверс.
Лингард, положив руку на румпель, сидел неподвижно, как изваяние.
— Значит, ваше мнение изменилось, — прошептал д'Алькасер.
— Я сказал жене, чтобы она предложила ему денег, — серьезно отвечал Треверс, — Но, говоря по правде, я не очень верю в успех.
Д'Алькасер ничего не ответил и только подумал, что в своем другом, болезненном настроении мистер Треверс, пожалуй, приятнее. Вообще же говоря, мистер Треверс был, несомненно, довольно надоедливый человек. Он вдруг схватил д'Алькасера за руку и едва слышно проговорил:
— Я сомневаюсь во всем. Я сомневаюсь даже, передаст ли ему миссис Треверс мое предложение.
Все это было не очень внушительно. Шепот, судорожное хватание за руку, дрожь, точно у ребенка, испугавшегося темноты, — все это производило жалкое впечатление. Но волнение было искренним. Вторично в этот вечер, — на этот раз из-за отчаяния супруга, — удивление д'Алькасера граничило с трепетом.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ЗОВ ЖИЗНИ И ЖАТВА СМЕРТИ
— У вас часы Короля Тома? — спросил голос, не придававший, по-видимому, ни малейшего значения заданному вопросу.