На озере Лоч

Эти люди не были похожи на чёрных, приземистых селонов. Они были крупнее и крепче, с кирпичным румянцем на светлых щеках. Волосы у них были таких же разных мастей как гривы у коней, жёлтые и рыжие, светлые и русые. Головы воинов были гладко обстрижены, и только на темени был оставлен широкий клок, висевший назад или закрученный за ухо. Этот косматый хохол придавал их лицам какую-то птичью свирепость как у красного кречета или у белоголового орла. У девушек были длинные светлые косы, заплетённые туго и висевшие сзади.

«А копья какие у них, — подумала Низея, — как будто осколки от солнца»…

Копья у конных и у пеших, действительно, блестели солнечным блеском, ясным и твёрдым как жертвенный нож, святыня селонов. У многих были такие же твёрдые яркие шапки как будто горшки и тоже с хохлом на темени сверху или с крыльями по сторонам, и даже коробки во всю грудь и спину, будто у черепах, и рубахи из твёрдых лучей, связанных вместе хитрее, чем лочские циновки, с воротом и рукавами.

Сзади погонщики, тоже верхами, гнали стадо коров и коней, неосёдланных и вольных, бежали большие собаки и подгоняли телят, но ни разу не укусили, хотя бы одного.

Впереди отряда, рядом с жрецом, но немного поодаль, ехал всадник, с ног до головы закованный в блеск. Лошадь его была тоже подстать, цветом как спелая солома. Его грудь и руки и ноги были прикрыты яркой и твёрдой оболочкой как у Солнечного краба. Только на голове его не было шапки, и вместо неё по плечам рассыпались яркие нестриженые кудри. А лицо у него было молодое, безбородое, как будто у девушки.

Он ехал вперёд, не глядя на дорогу, и пел громким голосом ликующую песню. А в правой руке у него был странный топорик с десятком лезвий, режущих, звонких, пригнанных вместе под общую рукоять. И в такт песне своей он подбрасывал топорик изо всех сил вверх к сияющему небу и тотчас же ловил налету, и ехал дальше и пел, и снова кидал, как будто старался забросить топорик на самое солнце.

«Луры идут,
Конные и бронные,
На дальние, зелёные поля…
Идут звеня,
Под знаками коня,
Дети золотого, круглого бога-огня».

Луры шли от великой реки Борион на дальнем востоке. Там в широкой травяной степи паслись несчётные стада, и стоял над рекою рубленный город Велун старого князя Асмерда из рода Ассиев «Светлых». А за лурами в Горбатых горах гнездились жёлтые карлики, которые плавили медь и ковали из бронзы мечи и давали их лурам в обмен за овчину.

И размножились луры. И лурские парни поднялись и взяли у князя младшего сына Аслана, собрали стада свои и двинулись на запад. Жрец Гарт привёл из святых табунов белую лошадь Ишвану, без пятна, без всякого порока. Уде-со-знаменем вёл поход от имени юного князя. Ибо Аслан вырос под щитом косматого Уде и первое детское копьё получил из рук степного борионского медведя.

Уде был опытный воин. Его походам не было счёта, и копья врагов начертали на его груди почётный узор, несмываемый и вечный.

Луры шли уже четыре месяца, почти не останавливаясь, проходили высокие горы и узкие ущелья и вышли, наконец, на цветущую Адарскую долину. И по нраву пришлись пастухам тучные пастбища и мирные воды Адары, и теперь они ждали, чтобы белая Ишвана, топнув копытом о землю, указала им место для нового Велуна…

— Луры идут, луры идут!.. — звенело над полями до самой Адары.

«Солнцевы люди», — подумала восхищённая Низея. Яркий всадник на золотом коне показался ей богом, сошедшим с неба. Об этом боге она мечтала в долгие летние ночи, глядя на тёмное небо. Белая лошадь была небесная лошадь. Эти люди сошли с неба со своими волшебными стадами, как обещала старая вещая сказка, и пришли на Адару в гости к селонам, чёрным и бедным и тусклым.

Караван был совсем близок. Низея была готова выскочить из своего прикрытия и бежать навстречу живым богам, сошедшим на землю.

Глава IV