На Памире

По желобу спускались в сопровождении камнепада. Перебрались в соседний желоб — то же самое. Очень неприятно идти, все время оглядываясь и увертываясь от летящих камней. По мере спуска склон становился все круче. Кристаллическая порода под ногами сменилась конгломератом. Это что-то вроде козинака, восточной сладости, только вместо орехов в конгломерате окатанная галька, а вместо застывшего меда — сцементированный засохший ил. Ходить по такому склону трудно, а если он крутой, то и опасно: галька время от времени под тяжестью выдергивается из спрессованного мелкозема, и нога срывается вниз. Этот склон был крутым, а потом и вовсе перешел почти в отвес. До реки оставалось метров двести спуска. Но я уже понял, что дело плохо. До захода солнца оставалось часа три. Плюс короткие сумерки. За это время вернуться к гребню мы не успели бы. К тому же в сумерках под камнепадом уцелеть трудно. А вниз ходу не было. Мы и так еле удерживались на этом проклятом конгломерате.

На мне были трикони. Они хорошо держали. На Рае были ботинки на резине. Держали они плохо, и я отдал ей ледоруб. Остановились: «Подумать надо». Но думай не думай, если ни вверх, ни вниз идти нельзя, надо идти вбок. И мы пошли по конгломератному откосу, полти стенке, за которой виднелась кристаллическая скала, по виду вполне сносная, трещиноватая. За такую и уцепиться можно. До скалы было метров четыреста конгломерата.

Рая шла впереди. У нее ледоруб, она выбивала в конгломерате небольшие углубления. Я без ледоруба в триконях передвигался боком, лицом к обрыву. Помочь Рае я не мог: ледоруб один. Так и шли: десяток ударов ледорубом — ямка — шаг, еще удары — еще ямка — другой шаг… В какой-то момент Рая оступилась, по зацепилась ледорубом, и я успел ухватить ее за руку. В другой момент от неудобного положения ступни в ногу мне острой болью ударила судорога. Стукнул по ноге рукояткой ножа — полегчало. Солнце неумолимо катилось к западу, а мы не прошли и половины пути до скалы. Мелькнула мысль: если стемнеет до того, как мы до этой скалы доберемся, значит, все…

…Вспомнил вдруг, как родители Ран пришли в аэропорт провожать нас. Улучив момент, отвели меня в сторонку, робко глядя в глаза, попросили поберечь дочку, приглядеть за ней. Вот и приглядел!

После этого воспоминания стало мне вдруг так страшно, как не было, кажется, никогда. За Раю страшно стало. Страшно остаться в живых, если с ней что случится. Страшно от воображения, которое услужливо рисовало неумолимые последствия первого же неверного шага. Страшно!!!

Я сел. Упер каблуки триконей в вырубленные Раей ямки и сел на конгломерат. Сидя, почти стоял, так крут был склон. Рая обернулась. Я курил. Сказала, что пить хочется. У меня и самого язык во рту был как сухарь. Хриплым голосом сказал, что надо потерпеть. Уняв противную дрожь в коленях, встал. Пошли дальше.

…Мы проходили эти четыреста метров три часа. Уже совсем стемнело, когда по скале спустились к реке. Напились вволю. Когда добрались до нашей временной базы, я сказал:

— Ну, после нынешнего маршрута долго жить будете, Рая.

Она обернулась:

— А что, разве было очень опасно?

ВСЕГО ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ

Гербарная папка была некоторым образом предметом моей гордости. Очень добротная вещь. Теперь таких папок не делают. И возраст у папки был примерно такой же, как у меня. Во всяком случае, она уже использовалась в советско-германской Памирской экспедиции 1928 года. Об этом свидетельствовал штамп на клапане папки. Потом она долго лежала на разных складах без дела и ко мне попала уже изрядно потрепанной и списанной с баланса. Я ее подремонтировал и вот уже много лет ходил с ней по горам. Папка не шла ни в какое сравнение с новыми изделиями, тоже именовавшимися гербарными папками, тощими и слабенькими. Моя папка, объемистая, с брезентовыми клапанами, с карманом, медными застежками и кожаными лямками, благодаря которым ее можно было носить за спиной, как рюкзак, была великолепна. На пей можно было сидеть. Ее можно было подкладывать под голову вместо подушки. А в ближние маршруты с такой папкой можно было ходить и вовсе без рюкзака: в большой карман влезал запас еды на день плюс альтиметр. Мне уже несколько раз предлагали в обмен на эту папку разные соблазнительные вещи, но я не отдал ее даже за новенький швейцарский ледоруб.