На пасеке

Никто не знает, в чём тут дело, но все молодые матки всех пасек какой-то одной округи прилетают каждой весной в одно и то же место, на один и тот же луг. А потом они возвращаются в родные ульи, чтобы уже никогда больше не выходить из его темноты. А живёт матка четыре и даже пять лет.

Для матки обязанности перед семьёй только ещё начались. Для трутня уже кончились. Теперь он вольный казак. Хочешь в улье сиди, хочешь лети на прогулку.

Летит трутень, вид у него деловой, гудение басовитое. Так и кажется, что он в шляпе, в роговых очках, с толстым кожаным портфелем.

Как-то, уже совсем освоившись на пасеке, я сидел, прислонясь к задней стенке одного из ульев, и писал. Хорошо мне работалось. Ни комары, ни слепни на пасеку кровожадного своего носа не сунут.

И тут к моему блокноту подлетел трутень. Строго прожужжал страницу слева направо, будто читал, затем отправился дальше по своим якобы очень важным министерским делам.

И всё же трутню не позавидуешь. Ну что за удовольствие, в самом деле, весь век провести лентяем и побирушкой. Да и смерть у трутней бывает ох как нехороша.

В конце июня отцвела липа. Пчелиные семьи получили хороший взяток. И здесь наступил перебой в их работе.

Правда, оставались ещё луговые цветы, но уже начался сенокос. А громадные гречишные поля должны были зацвести только дней через десять.

Пчёлы стали сердитые, «нервные». Напрасно трутни клянчили мёду. Всё чаще вместо еды им доставались укусы да жала. А трутень, он, между прочим, хоть и здоровенный, но беззащитный: жала у него нет.

Пчёлы сердитой толпой выталкивали неловких трутней на улицу, на прилётную доску. Иная, усевшись на трутня, с жужжанием гнала его прочь.

Впервые увидев эту картину, я страшно удивился, даже засмеялся. Но понял, что невпопад.

— Вот и конец ему пришёл, — сказал Саня.

— Ужалит?

— Увидишь…

Пчела бросила трутня и вернулась в леток. А он вдруг резко, с каким-то даже отчаянием взмыл высоко вверх. Я тотчас потерял его из виду, вопросительно посмотрел на Саню.

И здесь толстый дуралей вернулся, он упал на прилётную доску и был уже еле жив.

Голодный, он этим своим нелепым полётом сжёг последние остатки горючего. И теперь умирал, затухал, словно мотор. Крылья его дёргались слабо и не в такт.

— Зачем они так делают? — сказал удивлённо Саня. — Может, чтобы не мучиться?..

Мёд, яд и пчелиный хлеб

— Как на тоненький ледок выпал вкусненький медок! Как на тоненький ледок… — Танька поёт и приплясывает от нетерпения.

— Ну что ты несёшь? — говорит Володя, а сам улыбается.

Отцвела липа. И сегодня они с Саней «собирали урожай» — доставали из ульев рамки с мёдом. В одной соты были так полны, что не выдержала рамка. Теперь неровными кусками, глыбами полуразрушенные соты лежат на большом плоском блюде. И Татьянка пляшет вокруг него. Вы не думайте — конфетами её не удивишь, и тортом мама балует. А всё равно — мёду сотовому, «тёпленькому медку» она радуется больше всего.

— Как на тоненький ледок…

Белые чистые соты и правда кажутся ледяными под ярко-жёлтым густым липовым мёдом. Волшебный аромат разрастается над блюдом огромными невидимыми цветами.

Каких только чудес не рассказывают люди про этот необыкновенный продукт, про мёд. Каких только легенд не сложили. И почти всё, оказывается, правда.

Кто дольше всех живёт на свете? Пасечники. Не оттого ли, что частенько приходится им едать тёпленького медку?

Я тотчас вспомнил себя, как стою, маленький, перед магазинным прилавком: «Мам! Бабушк! Купи конфету!» Эх, глупый я был человек. Ничего не понимал. Слава богу, в книжке могу написать, чтобы хоть другие знали: «Мам! Бабушк! Купи медку!»

Но не только мёд, оказывается, целебен. В те разы, когда я охал и тряс ужаленной рукой, это же в меня вливалось очень полезное лекарство — пчелиный яд. Люди даже специально ходят в поликлинику на пчелиные процедуры… Ложишься и ждёшь, когда к тебе в особом приборчике поднесут рассерженную пчелу. Конечно, дрожишь слегка. Потом: «Ай! Ой!» Глядишь, однако: радикулита как не бывало.

Между прочим, для тех, кто не слишком смел, теперь придумали пчелиный яд собирать. В улей ставят металлическую сетку, к которой подведены провода. Вот включена батарейка, по сетке идёт слабый ток. Пчёл это ужасно сердит. Они начинают жалить непонятного врага. Но жало скользит по железке, а яд остаётся на проволоке.

Потом сетку с мельчайшими капельками яда ставят в сушилку и аккуратно соскабливают порошок — сухой пчелиный яд. Теперь можно делать разные притирания, мази.

Конечно, дело это сложное и медленное. Поэтому пчелиный яд очень дорог.

Мёд, яд. А ещё перга — помните, «пчелиный хлеб»?

Он тоже целебен. Саня показал мне небольшую баночку с плотно пригнанной крышкой:

— Хочешь попробовать? Я пожал плечами:

— Ну… давай…

Он отрезал кусок хлеба, тоненько помазал его маслом, сверху тоненько присыпал желтоватыми комочками перги. Комочки, потому что пчёлы приносят пыльцу именно слепленную в комочки. На задних лапах у них есть для этого такие углубления, вроде карманов. Если прикрыть леток специальной сеткой, можно эти комочки из пчелиных карманов «вынимать».