Читаем На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает полностью

Ровно в 61 год я заканчиваю свою профессиональную деятельность. Когда в 1986 году я стал руководителем Главного управления, я решил для себя, что пойду на пенсию в свой 65‐й день рождения. Более молодые сотрудники были бы тогда готовы и достаточно квалифицированы для того, чтобы стать достойной сменой. Только вот на самом деле все вышло иначе. Полон грусти, а также и гнева, в полной неизвестности я прощаюсь со всеми. Меня сопровождают вопросы о собственных успехах в жизни, раздумья о собственной ответственности, о вине и невиновности.

Пребывание в «должности» пенсионера для меня удручающе. Выработанный за долгое время ритм жизни нарушен, день проходит совсем иначе. Воспитанные привычки в один миг больше не важны, не хватает друзей и товарищей. Все, что я говорю и решаю, касается по большому счету только меня и моей семьи.

Когда я уехал в Берлин 1 апреля 1952 года и приступил к службе в институте научно-экономических исследований, мне только что исполнилось 23 года.

Все больше я размышляю над тем, откуда я, где мои корни.

Детство и юность

Я появился на свет в одно прекрасное воскресенье в Оберэбенхайте у Пирны в квартире моих бабушки и дедушки. Это было 9 марта 1929 года. В Европе царит лютый холод. В Германии 3,2 млн. безработных зарегистрированы как особо нуждающиеся в поддержке. Денег хватает только для 800 000 из них Моя мама, 2‐й ребенок в семье из 5, живет все еще у своих родителей. После 8 лет школы она работает домработницей у мясника в Пирне. Ее отец работает сортировщиком на ж/д в Пирне, а мама обеспечивает быт всей большой семье.

Мой отец самый старший из 5 детей, живет у своих родителей в Куннерсдорфе у Пирны. В поисках работы он, получивший образование плотника, путешествует по Германии и Австрии. Однако к моменту моего рождения он как раз снова дома. Будучи строителем, зимой он не работает и надеется на лето.

Сначала мои родители не оформляют своих отношений. Им не хватает денег на собственную квартиру и обеспечение жизни. Только в 1934‐м они строят маленький домик с подвалом на участке своих родителей. Дом моих родителей состоит из кухни-столовой и одной комнаты. В маленьком сарае сложены дрова, которые собираются летом.

На Пасху 1935‐м я иду в школу. В Эбенхайте у Пирны преподают два учителя в двух классах детям из трех деревень. Малыши с 1 по 4 год обучения учатся в одном помещении, старшие, с 5 по 8 класс, в другом. Девочки и мальчики вместе.

В конце 30‐х годов в вечерних разговорах бабушки и дедушки, родителей и их братьев и сестер я постоянно слышу слово война. Слухи расползаются по стране. Люди, живущие вблизи границы с Чехословакией, боятся оказаться между двумя фронтами. Они опасаются разливов открытых водохранилищ на верхней и нижней Эльбе, а также горящей нефти на реке. Паника взрослых способствует появлению ужасных видений в моих детских фантазия.

Страхи приграничного населения исчезают, когда 1 октября 1938 года вермахт оккупирует Судеты и в марте 1939 году вступает в Прагу, Гитлер провозглашает имперский протекторат Богемии и Моравии. Мы, дети, чувствуем толь ко лишь ужас взрослых перед будущим, незнание, что ждет каждого, страх мамы, что отец должен стать солдатом. Многие выжидают, покоряются неизбежному, чувствуют себя бессильными. Все надеются, что хуже уже не будет.

После нападения немцев на Польшу в сентябре 1939 года ситуация в нашей деревне полностью меняется. Первые мужчины должны идти на войну. Семьи держатся только на женщинах. Весной 1941‐го мой отец становится солдатом. Мы получаем полевые письма из оккупированной Польши.

Моя жизнь тоже меняется. Мой учитель рекомендует моим родителям отправить меня с Пасхи 1940 года в государственную среднюю школу для мальчиков в Пирне. Мама и папа усматривают в этом для меня шанс позже вырваться из жалких условий существования. Но моего самосознания не хватает, чтобы радоваться этому. В результате своего воспитания и ограниченного пространства, в котором я расту, я не готов к тому, чтобы утвердиться в другом месте. Для нас, деревенских, в городе живут лучше и выше по статусу. Мои родители колеблются. Мой учитель их все-таки убеждает.

На Пасху 1942‐го для меня начинаются занятия для мальчиков в средней школе в Пирне. Из первых 3 классов я единственный из семьи рабочих, да еще из деревни. Почти все мои новые школьные товарищи из городского среднего слоя. Они производят на меня впечатление самоуверенных и ловких. У каждого есть велосипед, а в карманах звенит мелочь. Мальчишки из моего класса не боятся прикасаться ко мне и не ограничивают себя в общении со мной. Но они не понимают моей замкнутости. Когда они идут в единственное в городе итальянское кафе-мороженое, я остаюсь снаружи. Мне не хватает требуемой мелочи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия