Читаем На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает полностью

В марте — апреле 1952‐го, до сего момента только уполномоченный 1‐й секретарь, хочу выдвинуть свою кандидатуру в собрание делегатов. Но до этого не доходит.

События быстро сменяют друг друга. Один из сотрудников ЦК СЕПГ говорит со мной, ректором, руководством партии и моей женой с 1 апреля 1952 года я должен посещать школу ЦК СЕПГ в Берлине, чтобы потом быть допущенным к ответственным функциям государства или партии.

В этот раз я принимаю решение не так легко. В конце концов я хочу окончить оставшиеся 2 семестра и получить диплом. Профессор Лей предлагает мне защитить диплом заранее. Я отклоняю это предложение. Без подготовки я боюсь провалиться. Новый вызов меня все-таки уже подстегивает.

Еще сложнее для Бригитты согласиться с этим требованием. Ей нужно будет сначала по быть одной с нашей дочерью в Дрездене, кроме того, она только что сообщает, что у нас будет второй ребенок. В конце концов моя жена соглашается.

Мы оба не знаем, что это решение повлияет на всю нашу дальнейшую жизнь, что этим решением мы обрываем почти все отношения с нашими прежними друзьями — слово «конспирация» мы тогда еще не знаем. Мы еще совсем не догадываемся, что этот отъезд через 38 лет закончится поражением, которому мы будем испуганно противостоять.

Глава I

Секретная школа

1 апреля 1952 года я прощаюсь в Дрездене с моей женой Бригиттой и маленькой дочерью Ингрид. Я уезжаю в Берлин. Там я должен посещать школу Центрального Комитета СЕПГ для подготовки к ответственной государственной или партийной работе. Несмотря на такой шанс для профессионального роста, расставание дается тяжело. Мы молоды, оба 1929 года рождения, женаты полтора года. Совсем недавно мы въехали в маленькую, но хорошую квартиру. Бригитта ждет нашего второго ребенка.

Я обещаю написать сразу же по приезде, потому что адреса школы, не говоря уж о моем будущем адресе проживания, я не знаю. Я должен явиться в ЦК СЕПГ. «Все уладится», — утешаю я жену.

С легкой поклажей я иду на Центральный вокзал. Хоть я и прожил в Дрездене уже какое-то время, сдал экзамены на подготовительном отделении, которое стало предшественником основанного в 1949 году рабоче-крестьянского факультета, меня все еще пугает руинный ландшафт. Будучи профессиональным каменщиком, я знаю, какого труда будет стоить снова поднять город из такого хаоса. Моя жена воспринимает разрушения еще болезненней. Она родилась здесь. В ночь с 13 на 14 февраля 1945 года, когда англо-американская военная авиация уничтожила 15 квадратных километров городской территории, ночь, когда погибло 35 тысяч человек, сгорела и квартира ее родителей в дрезденском районе Нойштадт. Она и ее мать остались в живых и переселились к родственникам в Пирну. Отец был на фронте.

Центральный вокзал — все еще временное сооружение. Поезд, который должен доставить меня в Берлин, отходит с опозданием. Никто не нервничает, в этом нет ничего необычного. Благодаря везению и быстрой реакции я занимаю сидячее место. Кондуктор дает зеленый свет и свистком подает сигнал к отправлению. Итак, побеждает любопытство: я еду в Берлин!

Что меня ожидает, где я буду жить, каким требованиям я должен соответствовать, как сложатся отношения с преподавателями и сокурсниками? Что я буду делать после года учебы в школе? Впрочем, я не из робких, могу хорошо приспосабливаться к новой ситуации, быстро нахожу общий язык с людьми и не падаю духом.

Выхожу на Восточном вокзале Берлина. Надземкой доезжаю до Александерплатц и иду пешком до здания ЦК, расположенного на углу улиц Вильгельма Пика и Пренцлауер Аллее. О моем прибытии знают, на проходной меня встречает человек. Без лишних церемоний меня усаживают в легковую машину, и мы мчимся в направлении района Панков. В Нидершенхаузене мы сворачиваем в тихую улочку. Проезжая мимо, я читаю табличку с названием «Улица Чайковского». Затем машина останавливается перед небольшим зданием.


Берлин послевоенный


Меня приветствует человек лет сорока пяти. Не называя своего имени, он представляется сотрудником отдела кадров Центрального Комитета СЕПГ. В последующие дни я узнаю, что его зовут Петер Шайб. В Главном управлении разведки он работает заместителем начальника отдела кадров, а впоследствии уходит на партийную работу. Сегодня он проводит первичный инструктаж. Я должен сдать мое удостоверение личности и другие документы. Это в какой-то мере вызывает у меня раздражение, но я все же думаю, что товарищи хотят еще раз проверить личные данные.

Мне с трудом удается скрыть свое удивление при получении нового удостоверения личности, выданного на другое имя. «Отныне твоя фамилия Олльдорф», — как бы между прочим говорит инструктор по кадрам и настрого приказывает мне не называть своей настоящей фамилии. Некоторое облегчение я почувствовал, увидев, что могу оставить свое имя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия