На передних рубежах радиолокации

«Хочет ли Станиславский действительно жизненной правды в смысле чрезвычайного сходства с действительностью? Да, отчасти… Но он скоро заметил, что жизнь в целом никогда не представишь ни в повести, ни в драме, ни в театре. Её восстанавливают так, как это делал по характеристике Треплёва Тригорин: “У него на плотине горлышко бутылки блестит при луне – и вся лунная ночь перед вами”. Итак, жизненность… вовсе не сводится к непосредственной правдоподобности… Станиславский требовал от литературного материала значительности и выразительности»[6].

Семья Луначарских была близко связана с Московским Малым театром. Н. А. Розенель была актрисой этого театра. Тогдашний директор театра А. И. Южин – крупнейший актёр того времени – ценил помощь Луначарского театру, и они были в дружественных отношениях. Малый театр называли домом А. Н. Островского. В связи с драматургией Островского и поиском Малым театром современных пьес, Луначарский писал: «Островский был типичным разночинцем… Его определили на 4 рубля жалованья… в суд. И вот тут-то этот ясноокий чиновничек… вслушиваясь в кляузы, жалобы, предложения взяток… пожал первую жатву своей гениальной наблюдательности… Вскрылся перед нами этот темный мир, полный свежих сил и богатых, тяжёлых страстей, мир самодуров, жестоких и грубых лицемеров, мошенников и в то же время полных внешней благопристойности и благочестия. …У Островского была таким образом великолепная почва под ногами. У него было что рассказать и было чему поучить». И далее: «Нам нужно искусство, способное усвоить наш нынешний быт, искусство с проповедью нынешних этических ценностей»[7].

И, наконец, небольшая выдержка из доклада Луначарского по поводу театра Мейерхольда: «Я знаю многих интеллигентов и рабочих-коммунистов, советских людей, которые говорили: надо поддержать Мейерхольда, он ступил на путь сотрудничества с революцией, стал членом партии. Но я знаю и других, которые категорически требовали закрыть театр, говорили, что это величайший скандал, что это гаерство, несомненная подделка и т. д., и таких немало. Я мог бы назвать тех и других по фамилиям». Маяковский с места: «Назовите». Луначарский: «Этого я не сделаю, потому что тогда тов. Маяковский страшной местью обрушится на них… Я боюсь назвать их в присутствии такого рыкающего льва».

Я уделил несколько большее внимание взглядам Луначарского в области театральной политики ввиду того, что отец в эти годы много пишет о театре, интересуется театральной жизнью, знакомится с театральными режиссёрами, актёрами, театральными критиками. Работая в газете «Вечерняя Москва», отвечая за выпуск газеты, он находит время для посещения наиболее значимых спектаклей, даёт в газете оценку увиденного, вносит предложения по улучшению художественной ценности постановок. Количество его публикаций растёт (только за первую половину 1930 г. я насчитал около 10 статей и рецензий), его проникновение в театральную специфику углубляется. У него расширяется круг общения, возникают дискуссии, он – один из тех, кто бывает на квартире Луначарского, беседует с ним, выслушивает мнение А. В. и его гостей.

Выше я уже сказал, что отец прошёл школу Луначарского. В чём это выражается? Я вовсе не театровед и могу выразить лишь своё мнение по этому поводу.

Одна из основных посылок Луначарского быть всесторонне образованным человеком. С детских лет, с тех пор, когда я себя помню, я ни разу не видел отца без книги, без газеты или же не склонившимся над рукописью. Сидя или иногда лёжа, он поглощал одну книгу за другой. Будучи тогда молодым и здоровым, он делал это, казалось, без малейшего труда. Привыкнув работать ночами и ложиться спать под утро, он мог за ночь прочитать если не весь том, то значительную часть тома энциклопедии Брокгауза и Эфрона, имевшегося в доме. Я уже не говорю о первом издании Большой советской энциклопедии, выходившей под редакцией (если не ошибаюсь) акад. О. Ю. Шмидта, которую отец выписывал и читал и которую регулярно приносил прямо в квартиру уже пожилой книгоноша. Память у отца была отличной, и полученные знания надолго запоминались. Книги, которые он читал, относились к различным наукам и разделам знания, именно поэтому он находил общий язык при беседах с людьми самых разных профессий. Историю партии (тогда она называлась ВКПб) он, по-видимому, знал неплохо, но сугубо политические книги читал редко, хотя на полках стояли два издания сочинений Ленина, собрание книг Плеханова, изданные тома Маркса и Энгельса. Он ими обычно пользовался, когда нужно было найти необходимую цитату (это относится главным образом к сочинениям Маркса и Энгельса).

Другим направлением воздействия Луначарского я считаю драматургию. А. В. сам был драматургом и знал, насколько тяжёлым было это ремесло. Луначарский говорил (двадцатые годы), что появились новые романы и новая поэзия, а драматургия отстаёт. Луначарский читал поступающие к нему пьесы, анализировал их, а своим гостям демонстрировал наиболее уязвимые места этих пьес. Достойных пьес на современную тематику в те годы явно не хватало.