На передних рубежах радиолокации

Впервые я увидел Георга Иосифовича Гояна (Тер-Никогосяна) в 1938 или 1939 г. Он пришёл к моему отцу на дачу поговорить о проблемах национальных театров, сообщить о том, что он работает в этой сфере и приехал из Армении в аспирантуру или докторантуру (сейчас не помню) в ГИТИС, а заодно обсудить перспективы его вступления в ДСК «Работники искусств». Это был грузный мужчина средних лет с крупным лицом и явно выраженной лысиной, прихрамывающий на одну ногу. В ДСК он вступил, зарезервировал участок (ул. Станиславского, 5), поросший молодым осинником, где все дачники собирали грибы (главным образом подосиновики), но до войны строительства не начинал. Проблема была со строительным материалом. Узнав, что в соседней области можно его приобрести, он на нескольких автомашинах вывез кругляк и складировал его на участке. По слухам, во время войны он познакомился в местном госпитале с женщиной, врачом госпиталя, и женился на ней. По-видимому, в этом же госпитале он нанял солдат, вылечившихся после ранения и имевших профессию плотника, и они возвели ему двухэтажный сруб. Говорю «по-видимому» потому, что, по словам жившего в то время в посёлке бывшего коменданта Шишова, к 1943–1944 гг. дача Г. И. Гояна уже стояла. Г. И. был работоспособным человеком и рачительным хозяином на дачном участке. Он написал капитальный труд «История армянского театра», стал заведующим кафедрой национальных театров в ГИТИСе. Г. И. выстроил и произвёл внутреннюю отделку дачи по своему проекту, проложил дорожки и посадил цветы и фруктовые деревья, поставил сарай для хозяйственных нужд. Ему вырыли глубокий колодец с хорошей водой, которой одно время пользовались и соседи дачники. Когда в пятидесятых годах стали продавать отечественную автотехнику, он купил себе «Москвич», построил гараж на участке. Более того, он произвёл на свои средства капитальный ремонт участка дороги по ул. Станиславского до развилки с ул. Неждановой, что служило благом и для других дачников. Длительное время он был членом правления ДСК, а в течение короткого периода (конец шестидесятых годов) был председателем правления. Вместе с тем надо признать, что отношение членов ДСК к Г. И. было неоднозначным. Некоторые полагали, что его действия порой были на грани предела допустимого или, как теперь говорят, на грани фола. Несмотря на это, у меня были с Г. И. нормальные отношения. Я считал его вклад и труды в проблематику и историю национальных театров превосходящими существовавшие у него недостатки.

Не знаю, по какой причине, но семья Нивельсона прожила на даче всего один год. Весной 1938 г. там появились новые жильцы. Это был Владимир Яковлевич Хенкин и его супруга. Забора меду участками тогда ещё не было, погода была прекрасная, и я хорошо помню, как улыбающийся Владимир Яковлевич в трусах, без рубашки, с довольно округлыми формами в области живота и явно выраженной лысиной на голове приветствовал моего отца, тоже не страдавшего тогда худобой. В. Я. хорошо знал отца не только по театру Сатиры, где он работал, но и по тому, что незадолго до появления В. Я. в Зеленоградской отец опубликовал в «Известиях» статью о творчестве В. Я. Хенкина. Как я понимаю, В. Я. был актёром с большой буквы. Он был не только известным драматическим актёром с характерной индивидуальностью, но и популярным концертным исполнителем. На его концерты публика ломилась, он читал произведения Зощенко, Аверченко, рассказы Чехова с таким мастерством, что в зале был слышен непрерывный хохот. Когда он появлялся на сцене, в рядах уже смеялись. «Я же ещё ничего не сказал, а вы смеётесь», – говорил он, после чего следовали аплодисменты и новый взрыв смеха, вызванные как манерой говорить, так и самой фигурой актёра. В. Я. сыграл в театре много ролей. Одной из более поздних его ролей был персонаж лифтёра-заики Акима. В борьбе с заиканием тому посоветовали петь. Роль напевающего Заики была блестяще исполнена В. Я.