На передних рубежах радиолокации

В молодости Королёв строил и испытывал планеры. В 1929 г. закончил МВТУ. Увлекшись работами Циолковского, в 1932 г. вошёл в Группу изучения реактивного движения (ГИРД). Когда ГИРД влили во вновь созданную организацию – реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), Королёв короткое время работал заместителем начальника РНИИ, а затем был переведён на должность начальника отдела летательных аппаратов с ЖРД. Как показала история, этот переход в дальнейшем спас ему жизнь. Нужно сказать, что Королёв нередко балансировал на грани жизни и смерти. При испытаниях первого в стране ракетоплана с ЖРД – РП-318 – случилась авария, когда вырвавшийся при взрыве кусок трубы ударил Королёва в висок. Спасли от смерти несколько мм пролёта. Летом 1938 г. Королёв был незаконно репрессирован, а затем отправлен на Колыму. В письмах в вышестоящие инстанции он просил дать ему возможность работать по специальности, о свободе в письмах ничего не говорилось. С оказией отправил письмо матери в Москву, где в иносказательной форме просил её сходить к дяде Мише (М. М. Громову) и Вале (В. С. Гризодубовой). Благодаря упорству матери визиты эти состоялись, что сказалось на дальнейшей судьбе её сына. От изнурительного труда в карьере и голода Королёв заболел цингой и слабел с каждым днём. Неожиданно пришла команда из центра отправить Королёва на большую землю. Прибыв в Магадан в декабре 1939 г., он узнал, что опоздал на последнее судно, отправившееся в Приморье. Впоследствии выяснилось, что это судно с заключёнными на борту во время шторма затонуло. В очередной раз судьба спасла Королёва от гибели. Появившийся в Хабаровской пересыльной тюрьме Королёв был настолько слаб, что его сочли смертником. Тюремный врач приняла в его судьбе живое участие, отправила ему в тюрьму, несмотря на зиму, несколько тазов со свежими овощами, и Королёв выжил. Далее его перевели в небезызвестные «шарашки», а в 50-е годы прошлого века назначили генеральным конструктором ракет на жидкостных двигателях. То, что ему удалось – первым в мире выйти в межпланетное пространство – останется за ним навсегда.

Я сознательно коснулся некоторых фактов из биографии отцов космонавтики – Циолковского, Кондратюка (Шаргея), Королёва, чтобы показать, с каким трудом продвигаются новые идеи и какой ценой заплачено за их осуществление. Кажется справедливым, когда события оцениваются по перипетиям судьбы данного учёного, конкретной личности. Но если мерить историческим масштабом, то 50–60 лет, прошедшие с момента рождения дерзкой мысли прорыва в космос до момента её реализации – промежуток времени ничтожный.

Успех, вызванный запуском первого спутника Земли, породил волну наград и присвоения званий. В первую очередь это касалось ОКБ Королёва и его соратников из смежных организаций. И это было правильно, т. к. они были основными «виновниками» торжества. До 108-го института эта волна докатилась в сильно ослабленном виде. Вспомним, что говаривал Королёв: если радисты вовремя не сдадут аппаратуру, обойдёмся без них. Не обошлись. Но наград в тот момент (октябрь 1957 г.), насколько мне известно, никто из разработчиков аппаратуры в институте не получил. Зато было другое. В институт пришёл приказ министра обороны СССР маршала Г. К. Жукова об установлении персональных окладов. В списке было ограниченное число фамилий. Помню Гуськова, Абрамова. Был в списке и я. Ряд руководителей института вообще не знал о существовании приказа, другие скрывали его от сотрудников, чтобы не вызывать социального напряжения. Дело в том, что в тот период уровень зарплаты сотрудников был относительно невысоким, а основатель института академик А. И. Берг любил напоминать, что учёные должны работать не ради денег, а во имя науки. Выписка из приказа Г. К. Жукова долгое время у меня хранилась, напоминая о том эпохальном событии и о том, что волею судьбы я оказался причастным к нему.