Я убираю рацию в держатель на жилете и заставляю себя сосредоточиться на работе, а не на жертве. По пути в больницу Лиз вслух зачитала отчет. Скорая помощь обратилась к полиции с просьбой посетить квартиру, где недавно родила женщина. На ребенке были телесные повреждения, и парамедики заподозрили неладное. Отец и мать, присутствовавшие на месте, дали противоречивые показания. Мать сказала врачам, что младенец плакал после рождения. Отец утверждал, что ребенок был абсолютно безжизненным. Весь дом был в крови. К моменту прибытия парамедиков младенец уже был мертв, и ему ничем нельзя было помочь.
Ральф и его оператор в присутствии сержантов и инспектора арестовали обоих родителей в связи с подозрением в убийстве. В данный момент отец находится в изоляторе временного содержания, а мать – в больнице под присмотром полиции. Если есть факт совершения преступления, очень важно держать подозреваемых отдельно от жертв. По крайней мере, когда такое возможно. Это не дает адвокатам, выступающим в коронном суде в своих вычурных париках, строить предположения о том, как улики в виде ДНК были переданы от подозреваемого к жертве и наоборот.
Когда оператор спрашивает, видела ли я хоть раз мертвого ребенка, первое, о чем думаю: я сама однажды убила ребенка.
– Мы должны узнать у врачей, когда будет проведено вскрытие и что они думают по поводу причины смерти, – говорю я Лиз.
Она кивает и делает запись в блокноте. С того момента, как мы приехали в больницу, она скрупулезно записывает все детали, и я предполагаю, что ей просто нужно занять руки. Вдруг ее ручка замирает, и она смотрит на меня.
– Ты уже видела мертвого ребенка? – спрашивает она.
«Нет, но я сама убила одного», – отвечает мой разум холодно. Я говорю себе перестать вести себя глупо. Я никого не убивала. Это был просто зародыш, просто… Я качаю головой и смотрю на колени.
– Нет.
– Черт.
Она медленно выдыхает. Никто из нас понятия не имеет о том, что мы увидим за дверью. Восковую кожу и посиневшие конечности. Раскрытые глаза и распухшее лицо. Мой мозг не может сопоставить все это с младенцем. Это как CD, который пропускает определенную ноту, подпрыгивает и тормозит. Два образа не объединяются в моей голове.
– Если хочешь, пойду одна, – предлагаю я. – Нет необходимости, чтобы мы обе на него смотрели.
– Все нормально, – она улыбается, но улыбка не отражается в глазах. – Это моя работа.
Мы обе поднимаем головы, когда слышим шаги: кто-то торопится к нам. Появляется врач с большой связкой ключей. Мы поднимаемся, и она произносит миллион слов в минуту:
– Простите за задержку. Пришла, как только смогла. Я решила, что нам стоит ее запереть, учитывая произошедшее, – она перебирает ключи. – Нам непременно нужно обсудить то, что случилось, – бросив на меня быстрый взгляд, она перестает перебирать ключи и поправляет очки на переносице. Ей около сорока лет, густые волосы с проседью убраны назад, но многочисленные прядки свисают вдоль лица. Из-за этого вид у врача измученный. – Господи, до чего безумная ночь. Она здесь. Это ужасно. Бедная малышка. Вам нужно просто посмотреть на нее, да?
Я понимаю, что она замолчала, и открываю рот, чтобы ответить, но врач продолжает:
– Боюсь, я не смогу остаться надолго, но могу дать вам ключ. Какая безумная смена! Я еще и на минуту не присела, – она находит нужный ключ и легко вставляет его в замок. – Я выскажу вам свои мысли. Мое мнение однозначно.
Нам нужно взглянуть на тело. На столе в маленькой комнатке лежит коробка, а в ней – мертвый младенец.
Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, дверь открывается, и мы оказываемся в маленькой квадратной комнате со столом в центре. Врач уверенно подходит к столу, и связка ключей позвякивает при каждом ее шаге.
Мы с Лиз останавливаемся сантиметрах в тридцати от стола. Врач продолжает говорить, но затем смотрит на нас и замолкает. Она вглядывается в наши лица и следит за направлением нашего взгляда. На столе стоит коробка размером с чемодан для ручной клади. Она выстлана красивым сатином. Внутри лежит младенец. Девочка. Она удивительно розовая, но с темно-фиолетовым оттенком. На некоторых участках тела кожа отличается по цвету. Девочка лежит на спине с закрытыми глазами, и ее маленькие ручки вытянуты вдоль туловища. Тело выглядит абсолютно нормально, если не считать участков кожи, отличающихся по цвету. Но взглянув на ее голову, я понимаю, почему девочка не выжила.
– Извините меня, – говорит врач чуть медленнее. – Это так бестактно с моей стороны. Вы в порядке?
Я достаю блокнот и ручку.
– Мы в порядке, спасибо.
Я записываю имя врача, ее контактные данные и время, когда с ней лучше всего связываться. Затем вспоминаю вопросы, которые начала продумывать, пока ждала снаружи.
– Когда будет проведено вскрытие?
– Вскрытие? – удивленно переспрашивает врач.
– Да, вскрытие. Чтобы установить причину смерти.
Она закатывает глаза.