На перекрестках фэнтези

Гык…

Гуль неожиданно метнулся вперед, на эльфа, но тренькнула тетива, и визг подбитой твари оглушил лес. Корчась на траве, Струр умирал. Взгляд нежити метался из стороны в сторону, пока не остановился на лице Мирона. Скуля, тварь поползла к хозяину.

— Гнилой мох, — выругался эльф.

Гуль, поскуливая, замер, не отводя мертвых глаз от Мирона. Бывший атаман пошатнулся от тоскливой преданности во взоре чудовища. Бросившись к нежити, он упал перед тварью на колени. Слюнявая морда ткнулась в ноги хозяина. Подрагивая, гуль жалобно скулил.

— Струр. — Мирон погладил умирающего монстра. Нежить, успокоенная руками хозяина, замерла.

— Гнилой мох! — воскликнул эльф. — Проклятие! Ты убил всех, кто тебя любил, подонок! Ради чего?! Я не хотел убивать Струра! Не хотел убивать Гыка!

Мирон не отводил глаз от застывшего гуля. Теперь тот окончательно мертв…

— Не хотел! — Эльф опустил лук. — Мертвый лес… Ты идиот, Мирон…

Человек поднял глаза на эльфа:

— Я знаю, Альден…

Хлопок заставил обоих бандитов оглянуться на Тамасу. Рядом с девушкой мерцал портал, из которого выскакивали вооруженные люди.

Южане.

Лучники мигом взяли на прицел обоих разбойников. Последним из портала вышел высокий мужчина.

— Папа! — воскликнула Тамаса и вскочила на ноги. Лицо девушки искрилось счастьем. — Ты нашел меня!

— Пришлось повозиться, — с улыбкой развел руками южанин и с подозрением посмотрел на бандитов. — Ты в порядке?

— Папа…

Мирон смотрел на обнявшихся южан и грустно улыбался.

Она спасена… Но стоило ли?

— Что делать с этими двумя, госпожа? — неуверенно произнес один из лучников.

Тамаса оторвалась от отца и посмотрела на разбойников.

— Убить… Обоих!

Свист стрел…

Мирон умирал. Солнце насмешливо грело землю, ехидно скалясь одинокими лучами. Сосны с грустью смотрели на два тела у своих корней. Птицы скорбно пели панихиду. А Мирон умирал…

Юрий Погуляй ДЕРЖИСЬ, БРАТ!

— Расскажи мне о Ледяных Вратах… — неожиданно попросил Демьян.

— Ледяные Врата, брат… — я мечтательно улыбнулся. — Эти голубоватые колоссы средь зелени окрестных полей. Они действительно изо льда! Смертельно холодные и величественные клыки зимы, оставшиеся в теле непокоренного лета. И они не тают! Представь себе, я даже костер рядом разводил, головней в них тыкал. Впустую… Да…

Я видел, что мой товарищ живо представляет себе эту картину. Проклятье, почему ему не дано увидеть всю её красоту?!

— Небо было голубое, да? — хрипло, с надеждой спросил он.

— Нет! Оно было синим! Ослепительно синим, брат! Боги, как же прекрасен этот Мир… А еще я видел Золотую Дубраву. Ту самую, брат! Золотые дубы с изумрудными листьями! На рассвете, когда первые лучи солнца падают на землю, умереть хочется от восторга. Великолепное место!

— А люди? Люди? Как они? — он закашлялся. Кашель долго драл его горло, но, отдышавшись, мой друг повторил:

— Как они?

— Ты в порядке? — мое сердце защемила почти материнская забота. Он очень плохо выглядел… Хуже, чем обычно.

— Держусь, пока что…

— Главное — не сдавайся! Понимаешь? Не сдавайся, брат! Мир — прекрасен!

— Расскажи про людей…

— Хорошо, брат. Помнишь, я говорил тебе про город, выросший на холмах к северу отсюда?

— Да… Лучезарный… — его лицо просветлело. Он помнил…

— Я был в нем проездом, когда ехал к тебе. На Центральной площади, напротив Жемчужного Дворца они воздвигли памятник. На огромном пьедестале стоит молодой мужчина и протягивает небу агатовый шар. А вокруг море цветов, брат. Действительно — море. Памятник утопает в них… Когда я проходил мимо, у подножья стояли жених и невеста, они благодарили Мученика за дарованное им счастье.

— Ну, положим, я тут ни при чем, — смущенно улыбнулся он.

— Нет, брат. Во всех чудесах мира только твоя заслуга, — покачал головой я.

Он лишь пожал плечами.

— Я серьезно… — мне показалось, что он не поверил этим словам.

Демьян тяжело вздохнул и уперся лбом в матовую поверхность сжимаемого им шара:

— Знаешь, во мне нет такого чувства. Мне кажется, что все совсем не так, как ты говоришь… Что у меня не хватает сил сделать этот мир лучше. Я стараюсь… — он закашлялся и сплюнул на землю. — Боюсь, что тщетно…

— Послушай, ты не должен пускать в сердце сомнения, — воскликнул я. Шар почувствует это и… Боги, я даже боюсь представить, КАК он отреагирует.

— Я не могу больше… — прошептал Демьян.

— Ты хранитель Шара! Ты столько сделал, брат. Люди уже два века не вспоминают о войнах! Ты же помнишь, как ужасны поля сражений? Тебе ли не знать об этом?

— Да, войн быть не должно, — согласился он. — Но не будь войн, мы не нашли бы Шар!

— И эта земля никогда бы не познала счастья, да… Ты помнишь прежнего хранителя? Полуистлевший, одержимый местью мертвец… То были черные времена, Демьян. Никто из нас не смог бы изменить их так, как это сделал ты…

— Я не справляюсь. Мне кажется, что Шар обладает собственной силой. Он пожирает мою душу… Мне очень тяжело!