На перекрестках фэнтези. Сборник фантастических произведений

Дом, в котором я жил, принадлежал моему старому другу Марку. Несколько дней назад он пригласил пожить у него до тех пор, пока дела магистратуры не призовут меня обратно, и я с удовольствием и, признаюсь, с некоторым удивлением принял его приглашение. Мы давно не виделись; должно быть, поэтому ещё в карете, неспешно везшей меня из города, я отчего-то стал бояться, что не смогу узнать его в шумной толпе людей, мельтешащих на рыночной площади поселка, где Марк назначил нашу встречу. Что ж, в этом была своя правда: народу в этот час действительно было довольно много, и пока я стоял посреди толкотни и гомона, оглядываясь в поисках знакомого лица, черты которого никак не шли на память, он первым увидел меня. И, поздоровавшись, крепко обнял, выбив из глаз невольную слезу.

Марк и вправду изменился за те, да, уже шесть лет, что мы не виделись. С самого его переезда в этот глухой мирок, последовавшего сразу за смертью деда. После кончины которого он и получил в наследство добротный бревенчатый дом, построенный лет эдак шестьдесят назад. Старые его приятели всё гадали тогда, как может одно быть связано с другим. Сколько ни спорили, кажется, так и не пришли к общему мнению.

За прошедшие с тех пор годы Марк сделался совершеннейшим бирюком. Жил сам по себе; забросив прежние свои обязанности, он работал теперь в выкупленной у старосты поселка кузне, расположенной неподалеку от дома: вспоминал навыки доброго мастера в трудах над обыкновенными серпами, лемехами и прочими немудреными вещицами, которые заказывали обосновавшемуся в глуши кузнецу. В город выбирался крайне редко, на день, на два — навестить мать. Как-то я встретился с ней, незадолго перед приглашением Марка, случайно — она жаловалась, что совсем потеряла сына. Теперь, говорила она, комкая в руке носовой платок и не решаясь поднести его к глазам, с каждым приездом он кажется все более чужим, почти посторонним человеком. Сказав это, она замолчала, надеясь услышать от меня что-то ободряющее, успокаивающее, но я так и не нашелся, что ей ответить; так, сухо попрощавшись, мы разошлись.

И вот неожиданно это приглашение. Получив его, я терялся в догадках относительно внезапного решения Марка и вместе с тем, конечно, был польщен, не скрою. Все же Марк мне первому отворил свою дверь.

И, встретившись с ним, всё пытался разузнать, отчего так. Марк пожимал плечами, то улыбаясь, то хмурясь, отговариваясь общими фразами, будто и сам не знал причин, побудивших его принять это решение. Я не отставал от своего друга. Пока мы добирались с площади пешком через весь поселок к его обиталищу, пока он показывал мне добротный деревенский дом, пока он размещал меня, я задавал ему множество вопросов о прежней и нынешней его жизни. Он отвечал односложно и с явной неохотой или не отвечал вовсе, как-то непривычно останавливаясь на полуслове, словно изображая ещё большего бирюка, чем был на самом деле. Мне сызнова приходилось привыкать к своему старому другу, к его изменившейся манере общения, к новым привычкам и привязанностям.

Марк отвел мне под жильё мансарду, для себя же он выбрал комнату на первом этаже, в противоположной стороне дома, окнами выходящую в яблоневый сад.

— Отсюда прекрасный вид наутро, — сказал он, открывая передо мной дверь мансарды и ставя мои пожитки в угол. — Да и меня тебе не слышно будет, — добавил он чуть погодя и немного нерешительно. — Говорят, храплю я сильно.

Этого я так и не узнал за всё время пребывания в доме. Меж нашими комнатами пролегала маленькая гостиная и кухня: толстые стены и тяжелые потолочные перекрытия заглушали все звуки. Мне был слышен лишь лес.

Да стена с её осыпающимися обломками кирпичей.

Несколько дней я только смотрел и слушал, привыкая к новой обстановке и к новым чертам характера старого друга, и лишь тогда решился побеспокоить Марка вопросом: что там, за стеной?

К моему великому удивлению, он лишь руками развел. Несколько странно взглянул на меня, точно проверяя, действительно ли интересен мне ответ на вопрос, и только затем нехотя, по-бирючьи, произнес:

— Понятия не имею. В голову не приходило в бурьян лезть. Вряд ли за ней что-то скрывается.

— А прохода никакого к ней нет? — продолжал выспрашивать я.

— Ни единого. Футов на десять вширь всё крапива затянула. Да тут… только звериные тропы и могут быть. Дом-то мой на отшибе стоит. — И, заметив мой встревоженный взгляд, поспешил добавить:

— Да какие звери — всё больше зайцы, лисы, барсуки… Вообще гадючьи места тут, — задумчиво произнес он. — Из поселка никто не ходит, а приезжие и подавно. Видать, в этом бурьяне гадюки зимуют — весною их тьма-тьмущая оттуда выползает.

— Захочешь не полезешь, — пробормотал я.

— Вот именно. — Марк произнес эти слова с каким-то непонятным выражением, и я снова подумал, сколь мало знаю человека, с которым прожил вместе долгие годы, ведь судьба разлучила нас всего на шесть лет. — Весной они с первого тепла дурные… кусаться здоровы, заразы: как-никак в ту пору у них свадьбы.

Меня так и передернуло.

— Часто кусали? — Голос мне изменил. Марк усмехнулся: