На перекрестках судьбы, или Исповедь предателя

Банда Орлика налетела рано утром и порубила около сотни офицеров и солдат. Те, кто успел отступить стали палить с пушек по руднику. Сожгли бани и несколько бараков для холостяков, повредили копер. В шахту уже никто не ходил и лавы просто задавило. Работы не стало. Николай решил было уезжать, но кума его остановила: «Ты куда собрался? Революция в мире творится, сиди не дай бог убьют, а у тебя дите малое, кто в ответе?» Но благополучия не случилось следом опять пришли красные и опять устроили набор в добровольцы. Николая одели в гимнастерку, поставили к лафету с пушкой управлять лошадьми. Права оказалась цыганка в таежной заимке Николая убило в первом же бою за Шубинку. Колька остался круглым сиротой.

Кумовья Кольку не бросили, как жил он у них, так и остался, как называл он Люську мамой, так и продолжал называть малец не смышленышь. Люся, оставшись на время одной с кучей своих, да еще одним чужим детьми, первое что сделала – забрала все нажитое Николаем себе вместе с комнатой. Ласково спросив у мальца Кольки; «а что не помнишь ли ты где папка ложил денежки? Или ты маленький не знаешь?». Простой, не смышленышь тут же показал, что все знает и указал тайничок отца в половице под столом. Достав железную, довольно тяжелую коробочку от конфет Монпансье, Люська открыв удивилась. Там аккуратно переложенные бумагой лежало чуть ли не 200 золотых Николаевских червонцев. Целое состояние. Все что Николай заработал за два с небольшим года каторжной работы в забое и с чего хотел купить себе заимку в тайге и начать новую жизнь. Семен где-то служил у Колчака и деньги оказались как раз кстати. Недолго думая Люська купила два десятка телег кирпича на своем рудничном заводе и наняла каменщиков сложить дом. Разрешения никто дать уже не мог, но и запретить так же некому было и умные люди стали строить улицы на не работающем временно руднике. Люська ухватила 10 соток хорошей земли не далеко от пробуренной скважины с водой. Стройка шла быстро, так ка работы другой не было и мужики, навоевавшись и соскучившись по топору и мастерку, работали ладно, да и деньги в семью надо было принести. Каждый день приходя на стройку женщина радовалась чему-то возведенному. В первую очередь выгнали печь в углу комнаты, которая станет кухней и от нее уже гнали стены проводя по ним каналы для дымохода. Дом выгнали за одно лето и перекрыли его матами с камыша – новшествам того времени, уже не соломой. Одних окон во всем доме было восемь по количеству детей.

Глубокой осенью 1920 года вернулся весь израненный и весь вшивый муж Семен. Отлежавшись месяц и немного откормившись да приодевшись он и сам взялся за работу. Строили подсобные помещения все добротное, каменное и утепленное. Весной 1921 года переехали всей семьей в новый дом. Денег еще хватило и на хозяйство. Купили две коровы, курей, уток и хорошего собачонка кавказской породы. Одна беда Семен начал выпивать.

Шести летний Коля рос как на дрожжах. Он с малечка понял, что заступаться он должен сам за себя и отчаянно лупил всех, кто пытался его обидеть. Домашние старшие пацаны его не трогали, но и не защищали, так как знали, что он им не родня. Одевали мальца только в обноски старших. Никто никогда даже и не думал купить ему что-то новенькое. Так оно и шло босоногое детство в не своем доме с не своей мамой.