На перекрестке больших дорог

Она щедро отблагодарила старушку за гостеприимство, и с восходом солнца они пустились в путь. Она не видела замечательных пейзажей долины реки Трюйер с ее зелеными холмистыми берегами. Согнувшись, с прикрытыми глазами и истерзанным сердцем, Катрин тряслась в седле. Видение прошлой ночи убеждало ее в гибели Арно, и весь мир потерял для нее интерес. Она не видела ни пышной зелени деревьев, ни цветов в полях, ни цветущих изгородей, ни сияния солнца, будто в ней что-то умерло. Ее сознание не подсказывало ни одной молитвы. Едва не богохульствуя, Катрин думала, что бог несправедлив. Какую цену он заставлял ее платить за любую благосклонность, которыми награждал не так уж и щедро?

Она открыла для себя, что никогда не считала Арно по-настоящему потерянным для себя, пока не наступил этот день. Его отсекли от живых, но он жил, дышал, и она, Катрин, сохраняла надежду соединиться с ним, исполнив свой долг. А что ей осталось теперь? Пустота и вкус пепла на губах…

Готье ехал рядом и заговаривал с ней, пытаясь вырвать из лап разрушающей грусти. Она отвечала односложно, а потом, пришпорив коня, отдалялась от него. Она искала одиночества…

Однако когда Катрин въехала в двор Монсальви, ее ожидало радостное событие. На пороге гостиницы их встречала Сара с Мишелем на руках! Она стояла неподвижно, прижимая Мишеля к сердцу, сравнимая с деревенской мадонной. По мере того как путники приближались, острые глаза цыганки не преминули отметить расстроенное лицо Катрин, ее отсутствующий взгляд. Это смягчило Сару. Она почти по-матерински любила Катрин. Не спуская с нее глаз, Сара протянула ребенка Донасьене, выбежавшей на цоканье подков, и пошла навстречу всадникам.

Все произошло молча. Когда Сара подошла к ее лошади, Катрин соскользнула на землю и упала, рыдая, в ее объятия. Как было прекрасно в эту минуту отчаяния вновь найти надежное прибежище!

Молодая женщина выглядела так жалко, что и Сара, в свою очередь, ударилась в слезы. Обняв друг друга, обливаясь слезами, они возвратились в дом. Катрин сумела взять себя в руки и посмотрела на Сару влажными глазами.

– Сара! Моя добрая Сара! Если ты вернулась, значит, я еще не до конца проклята.

– Ты? Проклята? Бедняжка… Кто в тебя вбил эту мысль?

– Она уверена, что мессир Арно погиб в пожаре, опустошившем лепрозорий Кальвие, – обронил сзади нее Готье. – Она не хочет слышать никаких возражений.

– Матушка моя! – бросила Сара, к которой вернулась ее воинственность при виде своего бывшего врага. – Расскажите мне подробнее.

Оставив Катрин, которая обнимала сына, изливая на него всю любовь своего сердца, она отвела нормандца поближе к камину. В нескольких словах Готье рассказал все: и о возвращении Катрин, и о болезни госпожа Изабеллы, и о странном ночном видении, и об исчезновении двух лошадей, и, наконец, о драме в Кальвие. Сара слушала, не перебивая, нахмурив брови и не пропуская ни малейшей подробности рассказа. Когда он закончил, Сара, скрестив руки, подперев подбородок кулаком, молча смотрела на черный очаг камина, где был сложен хворост. Потом она вернулась к Катрин, сидевшей на табурете и машинально укачивающей Мишеля.

– Что вы думаете? – спросил Готье.

– А то, что вы правы, мой мальчик. Хозяин не погиб. Это невозможно.

– А как он мог убежать? – спросила Катрин.

– Не знаю. Но ты видела не призрак. Призраки не носят масок. Я их знаю.

– Хотела бы тебе верить, – вздохнула Катрин. – Но скажи, что мне теперь делать?

– Надо подождать несколько дней, как говорит Готье, чтобы дать Фортюна время вернуться. Иначе…

– Иначе?

– Вернемся в Кальвие вместе с Сатурненом и несколькими сильными мужчинами. Обшарим все руины, пока не будет полной ясности. Но мне и сейчас ясно: в Кальвие трупа нет.

На этот раз в сердце Катрин вернулась уверенность. В ней настолько сильны были нити, связывающие ее с Сарой, что она видела в ней оракула или, по крайней мере, духа, который никогда не ошибается и иногда является провидцем… Ничего не говоря, она взяла руку старой подруги и приложила к своей щеке, как ребенок, просящий прощения. Глаза Сары наполнились нежностью, которую она изливала на белокурую голову, склонившуюся к ней.

В вечернем воздухе раздавался звон колокола, оповещавший завершение дня.

– Монахи идут в церковь, – сказала Сара. – Ты тоже должна пойти помолиться.

Катрин покачала головой.

– У меня больше нет желания, Сара. Зачем молиться? Бог вспоминает обо мне, когда меня надо наказать.

– Ты несправедлива. Это он подарил тем двоим горькие плоды отмщения и тебе – сладкие плоды триумфа. Ты вернула Монсальви право на существование.

– Но какой ценой!

– Цена эта тебе пока еще неизвестна… если только ты не сожалеешь, что оставила «его» в Шиноне, – ввернула Сара.

Ей хотелось посмотреть, как прореагирует Катрин на это воспоминание о человеке, из-за которого они расстались. Но ей тут же пришлось успокоиться на этот счет.

Катрин пожала плечами.

– Как ты хочешь, чтобы я сожалела, если я не знаю, что случилось с Арно?

К этому нечего было добавить.

* * *