На перекрестке больших дорог

Около крепостного рва всадники остановились, и Катрин, раскрыв от удивления глаза, решила, что находится перед адом. Посреди лагеря горел огромный костер, и вокруг огня прямо на земле расположилось все племя в какой-то странной неподвижности, но изо всех закрытых уст вырывалась мелодичная жалоба, монотонная и глухая, которой временами вторили удары по бубнам. Красные языки пламени танцевали на бронзовых, иногда татуированных телах. У женщин, одетых в лохмотья, были густые черные волосы, блестящие от жира, полные губы, тонкие орлиные носы, горящие глаза, даже у морщинистых старух с пергаментной кожей. Были здесь и красавицы, прелесть которых не могли скрыть широкие, грубые, плохо подогнанные рубашки. У мужчин был отталкивающий вид: оборванные, жирные, с вьющимися волосами и длинными усами, под которыми блестели очень белые зубы, они носили на голове рваные шляпы или битые, гнутые шлемы, подобранные на дорогах, а то и снятые с убитых. В ушах у всех красовались тяжелые серебряные кольца.

Эти неподвижные лица, угрожающе горящие глаза, взгляды, сосредоточенные на пламени костра, – все это вызывало страх. Катрин поискала глазами Сару и хотела к ней обратиться, но цыганка быстро приложила палец к губам.

– Не надо разговаривать, – прошептала она так тихо, что молодая женщина едва расслышала ее. – Не сейчас. И не двигайся.

– Почему? – спросил Тристан.

– Это похоронный ритуал. Они ожидают, когда принесут тело повешенного сегодня утром.

И верно. Небольшая процессия спускалась к табору от замка. Ее открывал худой высокий человек с факелом в руке, освещавший дорогу своим четырем соплеменникам, на чьих плечах покоилось мертвое тело. Цыган, освещенный факелом, был одет в красные рейтузы, плащ того же цвета, сильно потрепанный и рваный, но сохранивший следы золотой вышивки. Это был еще молодой человек с надменным выражением лица. Его длинные тонкие усы обрамляли красные губы, темные глаза имели косоватый разрез, что выдавало азиатскую кровь. Густые волосы, сквозь которые поблескивали серебряные серьги, падали на плечи.

– Это Феро, предводитель, – подсказал Тристан.

Монотонное пение прекратилось, когда труп опустили около костра. Цыгане поднялись, и только несколько женщин остались стоять на коленях перед ним. Одна из них, такая старая и морщинистая, что, казалось, кожа прилипла к скелету, начала петь хриплым голосом жалобную песню, временами обрывая мелодию. Другая, молодая и здоровая, подхватывала ее, когда старуха замолкала.

– Мать и жена погибшего, – прошептала Сара. – Они оплакивают свою судьбу.

Остальная часть церемонии была короткой. Вождь племени наклонился и просунул монету меж зубов мертвеца, потом четыре человека подняли его и спустились к берегу реки. В следующее мгновение труп уже плыл по темной воде.

– Ну вот и все, – сказала Сара. – Теперь вода унесет его в страну предков.

– Мы можем подойти, – решил Тристан, – потому что…

Он не договорил. Сара неожиданно запела в полный голос, что заставило вздрогнуть Катрин. Уже давно она не слышала пения Сары, во всяком случае, подобного этому. Конечно, Сара часто напевала перед сном баллады маленькому Мишелю, но такие необычные мелодии, исходившие из глубины ее души, грозные, дикие и непонятные, Катрин слышала всего два раза: когда-то в таверне Жака де Ля Мер в Дижоне и около костра вместе с цьганами, которые в какой-то момент увлекли Сару за собой. Комок подкатил к горлу Катрин, слушавшей пение Сары. Ее голос, мощный, звучный, заполнил ночную тишину, неся с собой эхо той земли, откуда пришла эта необычная женщина… Все племя повернулось к ней и завороженно слушало.

А Сара медленно, не переставая петь, пошла вниз по склону. Катрин и Тристан последовали за ней. Тристан вел за собой лошадей, и цыгане расступились перед ними. Только подойдя к предводителю, Сара замолчала.

– Я Сара Черная, – сказала она просто, – и в нас течет одна кровь. Это моя племянница Чалан, а рядом с ней человек, который помог нам добраться сюда через все препятствия. Примешь ли ты нас?

Феро медленно поднял свою руку и положил ее на плечо Сары.

– Добро пожаловать, моя сестра. Человек, который тебя сопровождает, сказал правду. Ты из наших, у тебя кровь нашего племени, потому что ты знаешь лучшие старинные ритуальные песни. Ну, а эта… – его взгляд упал на Катрин, которой показалось, что ее обдало огнем, – ее красота будет украшением нашего племени. Проходите, женщины займутся вами.

Он поклонился Саре, как королеве, а потом увлек Тристана к огню. А вокруг женщин сомкнулся круг разом заговоривших цыганок. Катрин, оглушенная шумом, покорно пошла к повозкам, стоявшим у подножия одной из крепостных башен.

Через час Катрин лежала между Сарой и старой Оркой, матерью повешенного. Она пыталась привести в порядок свои мысли и согреться.