— Ой, — округлил глаза мой знакомец и бросился наутек.
Его тетушка, пробегая мимо меня, укоризненно покачала головой, и поспешила за племянником. А я рассмеялась, вдруг почувствовав себя почти дома. Вот этих вот ярких брызг жизни мне и не хватало в обыденном течении местного существования. Благодарю, малыш Миркель, надеюсь, твои уши сильно не пострадают, а сам ты в следующий раз не станешь размахивать руками и спотыкаться в опасной близости с дорогим товаром.
С этой минуты мне даже стало как-то легче дышать. Расправив плечи, я улыбнулась и повернула голову в сторону лавки «Пыль времен». И как раз вовремя, потому что лязгнул засов, и дверь открылась изнутри. На пороге появился паренек лет шестнадцати. Он мазнул по мне взглядом, широко зевнул, не прикрывшись, а после вернулся в лавку. Направилась туда и я, уверенная, что теперь уж точно порадую хозяев всем тем хламом, который стащила из герцогского замка.
В моем представлении лавка старьевщика была хаосом, нагромождением старых и никому ненужных вещей, покрытых пылью и паутиной. И хозяин мне виделся неопрятным стариком с шерстяным платком на плечах. И на штанах его должны быть оттянуты колени, непременно оттянуты. Однако ничего из этого не соответствовало моим фантазиям.
В лавке царил образцовый порядок. Имелся прилавок и конторка со счетами. Там же стояли чернильница, стаканчик с перьями и причудливое пресс-папье, на верхней части которого свернулась змейка со стертой позолотой на теле. Ее поднятая голова служила ручкой, и в глаза сему гаду были вставлены две маленькие жемчужинки. Должно быть, его когда-то принесли сюда, и хозяину эта вещица понравилась, раз он оставил ее себе.
Стояли здесь и витрины, на которых был разложен товар. Ничего особо любопытного, однако по крайне низким ценам, а потому товар должен был пользоваться спросом у небогатой части ленстийцев. Что ж, и я готова была внести свою лепту и украсить полки витрин моими подсвечниками и шкатулочкой.
— Доброго утра, любезная, — мое внимание привлек глубокий мужской голос.
Я повернула голову на звук и приветливо улыбнулась:
— И вам доброго утра, почтенный.
Хозяин — мужчина лет сорока или около того, вовсе не напоминал старьевщика из моих фантазий. Он был крепок и коренаст. Одет опрятно и чисто, усы его были франтовато подкручены концами вверх, волосы гладко зачесаны назад, и из кармана клетчатого синего жилета торчала цепочка брегета. Да и пах хозяин лавки приятно. В общем, его смело уже можно было назвать не старьевщиком, а антикваром.
— Чего желаете? — полюбопытствовал мужчина. — Вы вроде как на витрину смотрели. Посуду? У нас есть замечательный набор столовых приборов…
— О нет, — подняв руку, я остановила его. — Я бы, напротив, хотела продать. На ваших дверях написано, что пришла я по адресу.
— Ну… что ж, — мужчина опустил на прилавок обе ладони, — показывайте, что принесли. Мы, кстати, обмениваем…
— Мне нужны деньги, — не стала я кокетничать. — Взгляните, сколько вы сможете за это дать?
Хозяин лавки повел рукой в приглашающем жесте, и я, уместив на прилавке саквояж, расстегнула его.
— Как мне к вам обращаться, почтенный? — спросила я прежде, чем достать первый подсвечник.
— Смагли Ханд, — представился мужчина и любезно предложил: — Можете обращаться ко мне по имени. Угодно ли и вам назвать свое имя?
— Дайни Таньер, — с улыбкой ответила я. Имя и фамилию я придумала себе еще ночью, так что ответила уверенно и без задержек.
Впрочем, не особо-то я и придумывала. Просто исказила свой титул в Белом мире и, как фамилию, взяла имя мужа на манер его произношения пагчи. Так было более благозвучно для моего родного мира.
— Так что же вы мне принесли, госпожа Таньер? — напомнил владелец «Пыли времен» о цели моего визита.
Я достала свою добычу, разложила ее на прилавке и воззрилась на старьевщика в ожидании.
— Сколько вы готовы дать за эти предметы, Смагли?
— Сейчас оценим, — вежливо улыбнулся он и взялся за первый подсвечник.
И пока он вертел сей предмет, я водила взглядом по стене за спиной почтенного хозяина. Там висело несколько грубых репродукций известных мне картин, но было и незнакомое. И, судя по всему, это уже были оригинальные работы неизвестного художника. Скорей, всего местного любителя живописи. В них не было и толики той искры жизни, какую я видела в каждом полотне супруга моей сестрицы — его сиятельства графа Элдера Гендрика. Художник, создавший эти картины, рисовал ничуть не лучше, чем я. Скажем прямо — дурно.
Я бы может и полюбопытствовала, чьей кисти принадлежит эта грубая мазня, однако не стала. Мне подумалось, а вдруг автором является сам Смагли Ханд или же кто-то из его родственников, и старьевщик гордится данными художествами, и тогда мне придется лгать, что они чудесны. Врать не хотелось, и потому я перевела взор снова на владельца лавки. Он хмурился.
— Что-то вас смущает? — спросила я, вдруг насторожившись.
— Одну минутку, я еще смотрю, — ответил Смагли Ханд.