На переломе

Знакомясь с новыми войсками, я завидовал Пласкову. Да и как было не завидовать, если в 10-й армии артиллерия стрелковых дивизий и все артиллерийские части резерва Верховного Главнокомандования были совершенно свежие, полностью укомплектованные и боеспособные!..

Ко времени нашего приезда в составе армии действовало восемь стрелковых дивизий, а в ее артиллерии насчитывалось более 1000 орудий и минометов.

Заботами Г. Д. Пласкова и его начальника штаба полковника И. В. Плошкина артиллерийская подготовка была уже тщательно спланирована. Достаточно имелось и боеприпасов. Словом, все было подготовлено для нанесения мощного артиллерийского удара.

И вдруг мы столкнулись с неожиданностью. Несмотря на то что артиллерийская подготовка проводилась четко, пехота не имела успеха. Генерал Пласков тяжело переживал неудачу и поделился со мной своими мыслями. Его мнение совпало с моим.

Дело в том, что накануне наступления выпало много снегу. В поле намело огромные сугробы. А наши пехотинцы шли в атаку в полушубках и валенках, нагруженные вещевыми мешками и оружием. Они еле передвигали ноги. Быстрого броска не получилось. Тем временем противник пришел в себя и оказал сильное сопротивление.

Следующий день принес новую, но уже приятную неожиданность. Из дивизий сообщали, что противник оставил свои позиции и отошел на 6–7 километров к западу, на рубеж Попково. Сначала непонятно было, в чем дело. Казалось, в действиях противника не было никакого смысла. Лишь впоследствии выяснилось, почему это произошло.

Оказывается, до немцев дошел слух, что под Сухиничи прибывает армия Рокоссовского, имя которого уже получило у них достаточную известность. Но, не имея точных сведений, они не знали, что прибыл только штаб 16-й армии, а количество войск оставалось прежним. И вот, боясь мощного удара двух армий, немецкое командование сочло за благо без боя отвести свои части на другой рубеж.

После взятия Сухиничей наши армии в условиях снежной и холодной зимы продолжали наступать с большим или меньшим успехом. Штаб расположился в Сухиничах. И здесь нас постигло несчастье. 8 марта был тяжело ранен К. К. Рокоссовский. Надо же было так случиться! Константин Константинович зашел в домик к начальнику штаба М. С. Малинину. Там же были А. А. Лобачев и я. В это время противник начал артиллерийский обстрел города. Один из крупных осколков влетел в окно и попал К. К. Рокоссовскому в спину. Ранение оказалось тяжелым, и нам не без труда удалось перенести командарма в блиндаж. С большими предосторожностями Константина Константиновича перевезли в армейский госпиталь в Козельск, а оттуда во фронтовой госпиталь, размещавшийся в здании Тимирязевской академии в Москве. Все мы тяжело переживали отсутствие своего командарма. Больше всего нас беспокоило его здоровье. Ведь, он был очень плох, когда его отправляли в госпиталь.

Усилия врачей принесли вскоре свои плоды. Почувствовав себя лучше, Константин Константинович начал писать нам теплые письма. Он интересовался жизнью армии, ставшей ему родной и близкой, и делами каждого из нас. Мы подробно отвечали, и он постоянно был в курсе всех армейских событий.

В конце мая Рокоссовский возвратился на фронт, в свою армию. Но в июне, совершенно неожиданно для нас, Ставка отозвала его и назначила командующим войсками Брянского фронта. Не успели встретиться — и вновь пришлось расставаться! К счастью для многих из нас, расставались мы ненадолго.

Сразу же по приезде на новое место Константин Константинович позвонил в 16-ю армию и спросил Малинина и меня, согласны ли мы ехать к нему, чтобы и дальше воевать вместе. Его предложение взволновало и обрадовало пас. Нетрудно догадаться, что мы без колебаний согласились. Однако не все прошло гладко с нашим новым назначением. Ставка согласилась с Рокоссовским, но командование Западного фронта почему-то возражало. Константину Константиновичу стоило немалых усилий выдержать «бой» за нас. Все же вопрос решился положительно. Первым на Брянский фронт выехал М. С. Малинин. Вслед за ним и я поехал на новое место.

На должность командующего 16-й армией прибыл генерал-лейтенант И. X. Баграмян, выросший к концу войны в крупного полководца, хорошо известного всей стране. Новый командарм оказался высокообразованным и культурным человеком. 16-й армии везло на командующих!

Иван Христофорович быстро вошел в курс дел и понял, что штаб армии сколочен, дружен и имеет уже свои традиции. Поэтому он не стал менять установившиеся порядки, что сразу же должным образом оценили офицеры и генералы. Но мне не пришлось вместе с ним участвовать в сколько-нибудь значительных делах. Надо было собираться в дорогу. Мне предстояли встречи с новыми людьми, новые дела.