На переломе веков

Сказать по правде, я и Каца вызвал сюда во многом потому, что таких возможностей, которые появились в Корее у России вообще и у меня в частности, у нас не было более ни в одной стране мира. Хороших управленцев у меня нашлось бы несколько десятков, и трое-четверо из них могли сравниться с Кацем по уровню. Но именно сравниться, Яков же Соломонович был у меня один, единственный и неповторимый. При других обстоятельствах я бы, вероятно, его не тронул — уж слишком много на нем держалось там, дома. Однако из открывшихся перспектив следовало выжать максимум, ибо, по моим прикидкам, каждый процент упущенной выгоды тянул на несколько миллионов рублей в год. А использовать представившиеся возможности максимально эффективно, по моему убеждению, способны были только два человека — я и Кац. Но я был слишком занят флотом, стройкой и политикой, готовясь к Русско-японской войне, так что пришлось выдергивать сюда Каца, оставив на делах Канареева, который, кроме всего прочего, был сильно занят тем, что отслеживал изменения во взаимоотношениях буров и англичан. Курилицин же за последнее время столь сильно сдал, что ничего существенного ему поручить нельзя было. Если честно, я уже потихоньку начал вообще выводить его из действующей обоймы, поручая ему все меньше и контролируя исполнение. Однако совсем его от дел не отстранял…

В покинутом мною будущем я, помнится, на закате СССР страшно возмущался тем, что нами, мол, правят старые маразматики, даже не пенсионного, а почти уже замогильного возраста. И вот теперь у меня просто рука не поднималась выставить вон старого соратника. Причем дело было не в деньгах. Как все люди моего ближнего круга, который сегодня насчитывал уже несколько десятков человек, Мефодий Степанович давно уже был миллионщиком — даже отойдя от дел совсем, он не остался бы без средств к существованию и без внимания… Просто я знал, что, как только Курилицин перестанет работать, он умрет. Уж такая была у человека натура. Всем смыслом его жизни было служение. Стране, государю, мне ли, но он должен был служить — в самом высшем смысле этого слова. Отдавая этому высокому делу всего себя — свой талант, рвение, терпение. И если отнять у него самую суть его жизни — он умрет. В этом у меня не было ни малейшего сомнения. Поэтому я и не убирал Курилицина с поста, хотя основную нагрузку уже давно несли двое его заместителей. Он сам в свое время отобрал их и обучил, так что оба относились к нему с почтением и любовью. И вместе со мной делали все, чтобы пребывание на столь важном посту человека, по состоянию здоровья и возможностям ему уже не отвечающего, отражалось на общем деле с минимальными потерями.

А для меня эта ситуация стала еще и поводом для размышлений о себе самом. Нет, я пока еще был полон сил и чувствовал себя далеко не на свой возраст, который уже достиг пятидесяти двух лет. Однако рано или поздно я тоже сдам, и прикрыть мою умственную слабость будет уже некому. Потому что я буду самым большим прыщем на образующейся вместо моего дела заднице. Детей я заводить не хочу принципиально — боюсь, что история, даже после всего, что я тут устроил, вскоре опять скатится в наезженную колею, — а отдавать руль в своем предприятии кому-то со стороны… Что ж, возможно, придется это сделать. Вот только я и сам без дела быстро помру от скуки и ощущения собственной никчемности. А если вовремя не уйти, то всем моим трудам настанет жопа. В этом неторопливом времени никто лучше меня не знает, как быстро может угробить любое дело некомпетентное управление. И что делать? Короче, пока не горит, но над тем, как именно завершить мои усилия в этом мире, стоит хорошенько подумать. Авось придет в голову что-то неординарное, но эффективное.