Вначале я шел быстро, люди стояли компактными группами на расстоянии друг от друга, но чем ближе я подходил к центру, тем плотнее становилась толпа. Кое-как подобравшись к помосту, я огляделся – Марк должен быть где-то здесь. Нужно было подняться повыше, чтобы попытаться найти его или хотя бы его друзей. Я с трудом протиснулся к возвышению, буквально облепленному протестующими, особо не церемонясь, стащил оттуда парня, который увлеченно снимал происходящее на телефон и не обращая внимания на возмущенные крики, занял его место. Передо мной было множество лиц. Я оглядел первые ряды, и сразу же заметил знакомого, одного из новых друзей Марка и активиста их группы. Он стоял, подавшись вперед всем телом и вскинув кулак, в глазах горел фанатичный огонь, рот перекошен от надсадного крика, казалось, парень был готов прямо сейчас ринуться на баррикады или пожертвовать собой. Я медленно обвел взглядом окружавших его мальчишек – и сразу заметил брата. Он стоял чуть позади остальных. Толпа вдруг качнулась и резко подалась вперед, раздались стоны, кого-то сбили с ног; сверху я заметил, что на подступах к площади заполыхали мигалки. Надо было срочно вытаскивать Марка и уносить ноги. Я спрыгнул вниз и, расталкивая протестующих, бросился вперед. С импровизированной сцены неслись бессвязные оглушающие выкрики, которые охотно подхватывались людьми и расходились волнами по всей площади. В этот момент один из организаторов решил отобрать мегафон у выступавшего, который зычным голосом призывал незамедлительно куда-то двинуться, я не особо вслушивался, занятый тем, чтобы одновременно контролировать Охотника, и в то же время давать ему заниматься тем, что он прекрасно умеет – внушать страх. Толпа хоть и неохотно, но расступалась. Я впервые оказался в ситуации, когда способности зверя натолкнулись на стену адреналина; обычно Охотнику хватало минимума усилий, чтобы убрать с нашего пути живое препятствие; но окружающие были уже на взводе, и наш обычный прием хоть и работал, но не так эффективно. Со сцены донеслись проклятия, я на мгновение поднял голову и увидел, что двое мужчин сцепились друг с другом. Организатор пытался призвать одного из выступающих к порядку, но тот не собирался выпускать мегафон из рук. Из первых рядов раздался одобрительный гомон и свист, народ оживился, подался вперед. Над толпой взметнулись десятки рук с зажатыми в них телефонами, на некоторое время напряжение спало – зрители в этот момент в первую очередь стремились запечатлеть происходящее, а не выражать свое возмущение. Это позволило мне без помех добраться до места, где я заметил Марка. Теперь в игру должен был вступить Охотник и его чутье. Он уже был достаточно разгорячен происходящим и сразу откликнулся на мой зов – повел головой, принюхиваясь к воздуху, безошибочно выделил нужный запах и указал его источник.
Я быстро обнаружил брата, он застыл, полностью захваченный происходящим:
– Марк, уходим отсюда, – я попытался докричаться до него, но он взглянул на меня пустым взглядом, явно не узнал и отвернулся. На сцене царила суматоха, к центру площади стало стекаться все больше людей, настроение окружающих снова изменилось – вот-вот должна была начаться давка. Я в отчаянии огляделся, ища проход в толпе, потом схватил Марка за плечо и силой поволок его прочь. Брат сопротивлялся, как мог, упирался, что-то кричал, в его глазах блестели злые слезы, но я ни на секунду не ослаблял хватку, зная, что если потеряю его, то шанс найти его снова будет ничтожным. В конце концов, меня достало его сопротивление, и я вынужден был коротко размахнуться и врезать брату по лицу. Это помогло. Он хотя бы начал сам передвигать ногами. Я шел, решительно таща его на буксире, Охотник неплохо справлялся со своим делом, позволив нам почти без помех выбраться из эпицентра. Мы ушли вовремя, под сценой начиналась массовая драка. Люди, разгоряченные лозунгами, алкоголем и ощущением безнаказанности, которое посещает каждого, кто оказывается в толпе, отчаянно молотили друг друга.