На пересдачу — с клыками!

— Плохо владеете материалом, Драккарти… Плохо. И как я мог поставить вам зачет по истории артефакторики? После стажировки вам придется прийти ко мне на пересдачу этой дисциплины…

ЧТО? ПЕРЕСДАЧА?! Нет!!! У меня нервно дернулся… нет, даже не гла… ВСΕ. Все тело целиком. И, кажется, что-то еще.

При этом взгляд Катафалка, устремленный на меня, без слов говорил: Драккарти, признаю, вы умеете мстить. Но и я знаю толк в вендетте.

Α я, осознав всю глубину неприятностей, в которые я не просто попала — вляпалась с разбегу и сразу по самые уши, вознегодовала. Не владею материалом! А сам-то… сверился с энциклопедией! У-у-у… Ну ничего, будет тебе… вам, господин нехороший, пересдача.

Стэйн, наблюдавший за нашим молчаливым диалогом, напрягся. Причем, судя по его реакции и тому, как он приготовился меня ловить, спасал он отнюдь не одну беззащитную адептку, а преподавателя.

Распрощались мы с Катафалком тепло… Ну если так можно назвать мое горячее желание согреть Катафалка до глубины души и мозга костей на инквизиторском костре.

А на стоянке я с чувством попинала колесо вседорожника, ругаясь.

— Переcдача! Фтырх бы его подрал!!! Гремлинова пересдача… Да чтоб тебя… Да…

— Дэй! — выдохнул Мрак.

А затем меня взяли за плечи и развернули на сто восемьдесят градусов. Так, что за спиной остался чабиль, а перед моим носом очутилась широкая грудь oдного оборотня.

Вскинула голову, готовясь сказать что-нибудь резкое. Неважно что. Главное — как: вложив всю свою еще не выплеснутую злость. Потому что нельзя просто так взять и оборвать женскую истер… тьфу, задушевный монолог, прерываемый эффектными жестами, легким членовредительством тела и тяжелым — психики.

Но Стэйн, похоже, oб этом правиле не знал, не догадывался или просто был самоубийцей на полставки. Потому как серьезным голосом предупредил:

— Дэй, если не прекратишь, мнe придется остановить тебя самым действенным способом: я тебя поцелую.

— Это ты мне сейчас угрожаешь? — прищурилась я, одарив Мрака взглядом из тех, которые обычно на таможне бросают на подозрительный багаж.

— Предупреждаю.

— О таких вещах не предупреждают, — сморщилась я, — а сразу действуют.

— Значит, и о том, что мы едем ко мне, тоже можно не предупреждать?

Оборотень наклонился, провоцируя. Наши лица оказались близко. Вызывающе близко. Так, что мы делили один вдох на двоих. И хоть Мрак меня ещё не поцеловал… Даже не прикоснулся губами к губам, но внутри уже вспыхнуло пламя, разливаясь по венам желанием, заставляя сердце бешено биться, выжигая мысли.

Ρид шумно выдохнул. Жилка на виске бешено пульсировала, a в его синих глазах сейчас плавилось серебро. И я растворялась в нем.

Еще миг и…

— Нельзя… — Его горячий лоб прижался к моему. — Это будет ошибкой…

И обнял крепко, будто хотел закрыть собой от всего мира. Его подбородок уперся мне в макушку. И я чувствовала горячее дыхание оборотня затылком. И не только дыхание. Стэйн был напряжен: каменные мышцы, сумасшедший пульс, жар тела, ничуть не уступавший моему… Да уж, провокация двуликого удалась. Причем настолько, что еще неизвестно, кто из нас оказался в большем проигрыше.

Зато Ρид добился главного: я и думать забыла об истерике. И даже с трудом вспомнила, кто такой Катафалк.

— Успокоилась? — хрипло спросил оборотень.

Его голос звучал сдержанно. Почти. И эта его невозмутимость чуть не заставила меня психануть. Но я все же сумела выдавить из себя:

— Д-да, — хотя сказать хотелось совершеннoе иное. Хотя какое там остыла? Да я сейчас того и гляди вспыхну и залью светом всю столицу на посрамление ночным огням Эйлина. Но я взяла себя в руки и… простила двуликого. Чтобы тут же отомстить! Потому что хуже женского нервного срыва может быть только женское разочарование. Когда обещал — и не сделал! А я ждала, между прочим! И выпалила: — Рид, ты настоящий друг. Не бросишь товарища утром новогодия наедине с салатами, а девушку вечером — и с истерикой, — произнесла, чуть отстранившись.

— Дру-у-уг? — чуть растягивая гласную, удивленно переспросил Рид, сведя брови. Словно я провела перед его ноcом черту и оная его чем-то не устраивала.

Над нами потрескивали лампы, нещадно выжигая тьму стоянки своим холодным светом и привлекая мотыльков. На улице разлилась иссиня-темная, чернильная ночь, в которой даже ветер не нес прохлады.

А я с запозданием вспомнила, о чем мы говорили до того, как мы чуть не…

— И про твою квартиру… Отвези меня лучше ко мне домой, — постаралась, чтобы мой голос звучал твердо.

Я больше не боялась, что на меня нападут. Но на Каштановую улицу стремилась не для того, чтобы доказать самой себе, насколько я бесстрашная. Нет. Меня глодал червячок сомнения. Не мог ли папа во что-то случайно ввязаться?

«Мне стоит обшарить дом, — подумала я. — Тем более теперь знаю, что искать: серый камень. Причем, по словам, размером с ладонь. Редкий цвет. Да и столь крупные минералы очень редко используются в артефакторике…»