На пересечении (СИ)

Элубио и впрямь был принят, как добрый друг, с теплом и радушием. В честь него был накрыт праздничный ужин, дочери Двельтонь нарядились в свои лучшие платья, а сам Родон старался вести себя как можно более гостеприимно.

— Прошу простить меня за столь неожиданный визит, — произнес Элубио, крепко пожимая ладонь Родона обеими руками. — До моей семьи стали доходить ужасные слухи о том, что ваш город подвергся нападению чернокнижников, и я немедленно собрался в дорогу, желая помочь вам разобраться с этой чудовищной напастью. Я привез с собой двух лучших колдунов своего города, и они готовы служить вам верой и правдой. И я лично без колебаний отдам жизнь за семью своей любимой женщины.

От этих слов Найалла слегка покраснела, чувствуя себя польщенной, однако Родон лишь сдержанно улыбнулся.

— Оставьте свою жизнь при себе, Элубио. Она вам еще пригодится. Слухи, которые дошли до вашей семьи, видимо, раздулись от ветра, поэтому, если вы им поверите, то колдуны вам будут мерещиться за каждым углом. Если послушать, о чем болтают горожане, весь мой замок кишит чернокнижниками.

Элубио весело рассмеялся, обнажая ряд ровных белоснежных зубов:

— Я знал, что все это не более чем глупые пересуды. Я бы никогда не поверил, что Родон Двельтонь, которым я восхищаюсь, как собственным отцом, может покровительствовать злу. Наши города являют собой тот хрупкий оплот света, который нужно оберегать всеми силами. Когда наши семьи помогают друг другу, само небо благосклонно наблюдает за нашей добродетелью.

Бровь Родона чуть дернулась, однако мужчина выдавил из себя подобие улыбки. Двельтонь изо всех сил пытался списывать пафосные речи Элубио на юный возраст, но, слушая подобное, он никак не мог побороть раздражение и едва сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь резкое.

Когда все заняли свои места за столом, молодой Кальонь представил собравшимся двух колдунов, которые прибыли с ним, а Родон, в свою очередь, познакомил гостей с Ларханом Закэрэль, доктором Клифаиром и Эристелем. Последний заинтересовал Элубио больше всего.

— Эристель… Это имя мне знакомо, — с этими словами Кальонь загадочно улыбнулся и многозначительно посмотрел на северянина, желая получить реакцию на сказанное.

— Неудивительно, — голос лекаря прозвучал откровенно равнодушно. — Имя очень распространено на севере, и в моем родном городе Эристелем не называют разве что девочек.

— О, я не об этом, — Элубио дружелюбно рассмеялся, словно действительно хотел расположить к себе собеседника. — Дело в том, что до меня дошли слухи, будто именно вы на празднике города находились по правую руку от господина Двельтонь. Это меня несколько озадачило, так как в нашем городе считается, что подле смотрителя города может сидеть посторонний человек лишь в одном случае — в случае помолвки с одной из его дочерей. Учитывая, что Арайа Двельтонь еще слишком молода, я почувствовал, что лучше прояснить эту ситуацию прямо сейчас.

— Наши города хоть и связаны торговлей, тем не менее законы и значение некоторых событий у нас разные, — произнес Родон, чувствуя некоторое облегчение. Если Элубио примчался сюда с целью выяснить, в силе ли его брак с Найаллой, то хвала небесам. — Скажите мне лучше вот что, мой дорогой Элубио: сообщили ли вам эти самые слухи, где на момент праздника находилась Найалла?

Кальонь слегка замешкался, пытаясь понять, не поставит ли он своим ответом себя в неловкое положение, но затем произнес:

— Госпожу Двельтонь не видели на празднике.

— Вот именно. Интересно свидание, на которое является лишь одна сторона, в то время как другая предпочла остаться дома.

— Я приболела, господин Кальонь, — добавила Найалла с теплой улыбкой.

— О, тогда прошу вас простить меня за столь гнусные подозрения! — воскликнул Элубио, в тревоге глядя на свою возлюбленную. — Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, иначе я никогда не прощу себя за свои отвратительные слова.

— Все хорошо, — Найалла кокетливо опустила глаза. — Я окончательно поправилась. Жаль, праздник уже случился, и мне так и не довелось его посетить. Хорошо, что хоть доктор Эристель смог посмотреть выступления наших талантливых горожан, сидя в удобной ложе.

— Я устрою для вас тысячу праздников, — губы молодого Кальонь тронула нежная улыбка, и щеки девушки вновь заалели.

Родон воспринял это восклицание снисходительно, а Арайа и вовсе чуть нахмурилась. Элубио она величала за глаза не иначе как павлином, причем глиняным, так как юноша представлялся ей абсолютно пустым. Девочке постоянно казалось, что она наблюдает за актером, который каждый свой жест делает для того, чтобы привлечь к себе внимание. Речь Элубио звучала так, словно ее написали заранее, а улыбка сверкала настолько приторно, что однажды Арайа даже поинтересовалась у отца, почему на зубы юного Кальонь до сих пор не слетелись все мухи Южных Земель. Если доктор Эристель в ее глазах притворялся потому, что так того требует этикет, то Элубио — чтобы расположить к себе как можно больше людей.