На пересечении (СИ)

Внезапно раздался неприятный скрип, и солдаты увидели, как по ступенькам, вцепившись обеими руками в перила, с трудом спускается хромой Джером. Ноги его были деформированы болезнью, поэтому колени выглядели вывернутыми, а сам старик напоминал сломанную куклу. Он что-то беззвучно бормотал себе под нос, походя то ли на злобного ворчуна, то ли на умалишенного, отчего солдатам стало еще более противно. Все четверо откровенно не понимали, как северянин мог жить с чем-то подобным под одной крышей и при этом не слететь с катушек.

Глянув на посетителей, старик замер посреди лестницы, словно забыл, зачем спускался.

— Нам велено обыскать дом пособника чернокнижников! — мрачно сообщил Дахин Вардар, обратившись к Точи. Он не мог скрыть своего раздражения, отчего его губы искривила неприятная усмешка. — Эй, слышишь меня, тупой урод? Ты должен поклониться, когда к тебе обращаются стражники семьи Кальонь. И ты, старый кривоногий болван. Ты тоже должен поклониться. Небо, как этот докторишка вообще обитает среди такой мерзости?

Остальные солдаты рассмеялись, пытаясь избавиться от странного ощущения при взгляде на жителей этого дома. В прихожей царили прохлада и полумрак, пахло засушенными травами, и все это должно было приносить покой, если бы не тишина, вернувшаяся в дом, едва голоса солдат на миг смолкли. Это беззвучие было тяжелым и затхлым. Оно проникало под кожу, рассыпая по телу неприятный озноб.

Чтобы вновь оттолкнуть от себя это необъяснимое чувство, Дахин продолжил цепляться к местным обитателям. Когда те неуклюже поклонились, мужчина плюнул себе под ноги и громко расхохотался.

— Ну вы и уроды! — воскликнул он. — Что у тебя с ногами, старое корыто? Что ты с ними делал, раз они так вывернулись? Отвечай, когда к тебе обращаются, пень трухлявый!

— Хворь приключилась, милостивый господин, — скрипучий голос старика прозвучал так, словно его горло давно заржавело.

— Хворь приключилась, — передразнил его Бэскот Онторис. — Да лучше бы ты сдох, чем такие ноги людям показывал. Лекарь ваш, видимо, совсем идиот, раз такое у себя держит.

— Ладно этот, гляньте на двухголового. Где еще такое чудище встретишь? — подхватил Нордек Корт. — Даже война не так страшна, как это убожество.

Солдаты дружно посмотрели на Точи и весело расхохотались.

— Ладно, уроды, — продолжил Корт. — Показывайте свою обитель. Да шевелитесь, мы не собираемся на вас весь день любоваться.

— Можем и не любоваться, — хмыкнул Дахин. Хромой Джером и двуглавый Точи вызывали у него непонятный страх, и это ощущение сильно не нравилось солдату. Ему вдруг невыносимо захотелось убить этих недолюдей. И, судя по лицам остальных, те тоже испытывали схожие чувства.

— Может, надо облегчить их участь? — продолжил он. — Докторишко еще спасибо нам скажет, а горожане так вообще песни сложат в нашу честь.

Точи резко повернулся к говорящему, но, прежде чем успел среагировать, Дахин выхватил кинжал и метнул его в юношу. Острие глубоко вошло в грудь двухголового, пронзив сердце, отчего смерть настигла Точи даже раньше, чем он сообразил, что вообще произошло. Рты обеих голов приоткрылись в немом крике, а затем юноша, словно подкошенный, рухнул на пол. Кровь окрасила его грубую серую рубаху, стремительно пропитывая ткань.

Второй кинжал Дахина впился в горло старика Джерома, и тело убитого беспомощно скатилось по оставшимся ступенькам и упало к ногам Бэскота.

— Какая мерзость, — с отвращением пробормотал солдат и оттолкнул мертвеца носком сапога. — Спасибо, Дахин. Я бы не выдержал, если бы это уродство ползало за нами по дому, пока мы тут работаем.

Нордек нервно усмехнулся и задумчиво кивнул, глядя на лицо слепого, чьи глаза так и остались распахнуты.

— Вот уж точно, спасибо, — усмехнулся он. — Я думал, еще чуть-чуть, и мой завтрак попросится наружу…

— Ладно, хорош трепаться, беритесь за дело, — прервал их Дахин. — Бэскот, давай на чердак, Лайан — на второй этаж, я прогуляюсь тут, а ты, Нордек, шагай в подвал.

— Как же это? — вырвалось у Шенда Лайана. Молоденький стражник, который служил у Элубио всего три недели, в ужасе смотрел на убитых, не в силах поверить своим глазам. Шенду всегда казалось, что служба в войске Кальонь принесет ему небывалую славу, а сам он будет творить великие дела, но сейчас на его глазах убили двух ни в чем неповинных людей.

Глядя на окровавленные тела, юноша почувствовал приступ дурноты и судорожно сглотнул, боясь, что его сейчас вырвет.

— Что ты там бормочешь? — разозлился Бэскот.

— Дахин, вы… вы убили их! — выдавил из себя юноша и невольно попятился назад. — Что же теперь делать? Нас же повесят!

— Вот молодняк пошел! Каплю крови увидят и уже падают в обморок, как сопливые барышни. Кто нас повесит, идиот? Сколько служим, до сих пор не повесили, а вот сейчас прямо помчатся за веревками, — отмахнулся Бэскот. — Тоже мне преступление. Избавили двух уродов от страданий. А точнее, горожан, которым приходится лицезреть эту мразь. Скажем, что чокнутые оказали сопротивление, и нам пришлось защищаться.