Читаем На первом дыхании полностью

— Он даст рублей семьдесят. Но дело, милый, не в деньгах — этот человек поможет нам с кооперативом. Он собиратель икон. Его надо ублажить — и кооператив будет мигом.

Инженер согласен: конечно, продай ему икону, а хочешь — подари. Надо — значит надо. Кооператив — дело важное. Но в голосе инженера неожиданно для него самого проскальзывает некая неуверенность.

— Иногда мне кажется, — говорит он, — что эта старая икона принесла мне счастье.

— Неужели?

— Мне кажется, если б не икона, я бы тебя не встретил.

— Какая глубокая мысль, милый! — смеется Светик.

* * *

Игорь Петрович окунает кисточку в черную краску и осторожными ласкающими движениями закрашивает и затирает трещинки на левом сапоге… Сапожки модные, блеск, а не сапожки, но с малым дефектом.

— Игорь. — Светик стоит возле. В ее руках большой бумажный пакет. — Одевайся. Вот она.

— Сейчас.

— Игорь!.. Ты же сам сказал, что песенник после нашего разговора считает часы и нервничает, — одевайся!

Игорь Петрович моет руки. Одевается.

— Дай хоть глянуть, — говорит он. — Столько за ней гонялись.

— Не хочу разворачивать.

— Это две минуты.

Светик вынимает икону из пакета, высвобождает из легкой черной ткани, в которую та завернута. Они смотрят. Божья Матерь прекрасна. И отдаленно, пожалуй, похожа на Светика. Игорь Петрович отмечает это — и оба смеются.

Светик переводит взгляд на лик младенца.

— Господи, помоги.

Поэт-песенник уплатить двадцать тысяч отказывается. Но пятнадцать тысяч после упорной торговли и после угрозы немедленно продать другому покупателю все же дает.

Игорь Петрович (в нем заговорил Жорик) возмущается:

— Как это пятнадцать? Слово свое надо держать!

— Я, вероятно, был в азарте, неужели я давал старику двадцать — я даже не помню…

— Зато старик помнит!

— Послушайте — пятнадцать тысяч совсем не малые деньги!

Светик их разнимает. Она согласна. Она (в ней заговорил порядочный человек, которым она вот-вот собирается быть) ставит точку:

— Пусть пятнадцать. Мне хватит.

Они — все трое — идут в сберкассу. Это близко. Икону несут с собой. Поэт-песенник получает в окошке пятнадцать тысяч наличными — он специально звонил им загодя, просил выдать единовременно. Игорь Петрович передает ему Божью Матерь. Поэт-песенник разворачивает и еще раз проверяет — та ли? Икона та. Светик забирает деньги. Все это происходит тут же, в помещении сберкассы, где всякие там бытовые случайности исключены.

Поэт-песенник идет домой.

Светик с деньгами направляется в другую сберкассу — в сберкассу своего района, чтобы не ездить в будущем через весь город.

— Ты тоже можешь идти домой. К жене, — говорит прозаику Светик.

— Ну не сию же минуту.

— А почему не сию — конец фильма.

Игорь Петрович объясняет, почему он не спешит:

— Во-первых, я должен реализовать товар и рассчитаться с Ляляевым. Во-вторых, я должен из какого-нибудь вдребезги разбитого автомата (с плохой слышимостью) позвонить жене и сказать, что я выезжаю…

Светик смеется:

— Глупости. Приехал домой — вот и все. Здравствуйте. Я очень по вас соскучился…

— Я не люблю с корабля на бал. Я люблю постепенность.

— Как хочешь.

Они в метро. Они едут по той же линии… двери закрываются. Следующая станция «Таганская»… Вагон полупуст. Вагон покачивается. Они прощаются. Вот так же они и встретились на этой кольцевой линии — в полупустом вагоне метро.

— А ты — едешь к своему малокровному?

— И останусь там ночевать.

— Медовая ночь?

— Знаешь — даже робею. Коленки трясутся. Честное слово…

— Представляю, как они трясутся у него. Вы расписались?

— Подали заявление.

— Поздравляю.

— Спасибо, Игорь. Я действительно теперь счастливая. И ведь я, согласись, сделала счастье своими руками.

— Что да, то да.

Глава 8

До позднего вечера Игорь Петрович толчется возле комиссионки, пытаясь реализовать последний товар. Уже и магазин закрыт, уже темнеет. Игорь Петрович вступает в разговор с удачливым Шапокляком.

— Закрываю дело. Могу уступить остатки товара.

— Недорого?

— Недорого.

— Уезжаешь, что ли?

— Вроде да… Завязал.

Подходит еще один спекулянт:

— Жорик, тебя там какой-то старикан ищет. Твой клиент. Длинный и худющий…

— Кто?

— Вон тот.

Длинный и худющий старикан (это пожарник Волконский) уже и сам видит Игоря Петровича. И налетает на него:

— У меня к вам серьезный разговор, молодой человек.

— Всегда готов.

— Отойдемте подальше.

Пожарник Волконский в бешенстве, у него прыгают губы. Он проклинает тот час, когда купил злосчастный костюмчик, — он не спал всю ночь!.. И весь сегодняшний день тоже не находил себе места.

— …Голенькая? Стало быть, моя бабушка лежит там голенькая?!

Игорь Петрович пожимает плечами — все мы там будем рано или поздно голенькие. И безгрешные.

— Ей ведь все равно.

— Зато мне не все равно!

— Допустим. Но чего вы хотите теперь от меня?

— Прежде всего гони назад деньги, спекулянтская морда!

— Гони костюмчик, — спокойно отвечает Жорик.

— Что ж, поехали.

— Куда?

— Куда, куда — на кладбище. Я переодену ее. Вот он — у меня с собой другой костюмчик. Настоящий. Шерстяной! А не твое похоронное дерьмо.

— Езжайте сами и переоденьте — ничего против не имею.

— А если он… м-м… испарился?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза