На первом дыхании

Он вздохнул. Скомкал там, в себе, какие-то слова. Потом все-таки решился:

— Олег, ты приходи. Если что, тебя здесь все-таки покормят. Со скрипом, но покормят.

— Ладно.

— Ты смотри на тещу как на комический элемент.

— Я так и смотрю. — Я засмеялся. — Ты сам так смотри.

Он обрадовался поддержке. Вдруг ожил.

— Знаешь, что ей больше всего в тебе не нравится?

— Ну?

— Ты много кладешь в чай сахара.

* * *

Сынуля меня не впустил. Он стоял в дверях.

— Держи. — И протянул ключ.

Из квартиры слышалась музыка. И девчачьи взвизги. Разговор получился короткий и жесткий. Он так же любил меня, как и я его.

— Отец и мать уехали месяца на три.

— Значит, и я к тебе въеду месяца на три.

Он сказал:

— Только смотри, чтоб было чисто. Чтоб ни пятнышка на обоях. Понял?

Прежде чем захлопнуть дверь, он некоторое время держал ее приоткрытой. Он считал, что мне очень хочется выпить и порезвиться в их милой компании. И он меня дразнил.

А я был измотан перенасыщенным днем. Я даже не сумел сказать ему какой-нибудь пакости. Насчет его милой компании.

Я добрался до квартиры, ключ от которой был у меня в руках. Я даже ее не оглядел. Сразу уснул.

Глава 6

С утра я пошел на базар — две остановки метро и еще трамвайчиком. Рынок был дорогой. Но хороший: все в наличии.

За гранаты я заплатил безбожно много, но я был к этому готов. Я знал, что такое гранаты, когда вот-вот выпадет снег. У меня болел товарищ еще во времена студенчества. Бученков. И дело тоже было почти зимой. Так что с фруктами я был накоротке.

Я нацелился на одного симпатичного кавказца, но просчитался. Я хотел, чтоб фрукты были регулярно. По дружбе. Я хотел именно подружиться, потому что я не из тех, кто относится к рыночникам с презрением. Рынок — это тоже труд. И труд тяжелый.

Но дружбы не получилось. Кавказец оказался новичком. Он первый раз приехал в Москву. И быстро замерз. И, кажется, меня боялся.

— Холодно, — говорил он. — Очень холодно.

Я постоял около него. Он был мне симпатичен.

— И больше ты не приедешь? Я бы только у тебя покупал.

— Нет. Холодно. Очень холодно.

Погода действительно была будь здоров. Ядреная. Вот-вот разродится снегом. На кавказце была кепка с аэродром. На уши было больно смотреть.

— Ну, до свиданья, — сказал я.

— До свиданья, друг. Холодно. Очень холодно.

* * *

Я отнес Гальке фрукты и икру, которую тоже добыл. Я сделал передачу. А сам внутрь не пошел, потому что не хотел риска. Халат я носил под плащом, и он стал слишком грязным.

Вернувшись, я подбил бабки. Подвел итоги. Попросту говоря, сосчитал деньги и понял, что их мало.

В квартире Сынули телефона не было. Я вышел к автомату. И начал обзванивать всю Москву по цепочке. Звонил и, когда получал отказ, просил совета. И они мне советовали ткнуться в такое-то учреждение, давали номер телефона. Ах так. Большое спасибо… И снова звонил. Я искал работу. Такую работу, чтоб временно, потому что прописки у меня не было.

Я знал, что такую работу найти непросто. Но я взял себе за правило звонить по организациям каждый день. Что бы ни случилось. При любой погоде и в любом настроении.

Вечером я стирал халат. Впервые мне стало грустно. Я проголодался, но у Сынули на кухне, разумеется, ничего для меня не осталось. Даже макарон не было, хоть шаром покати. Что такое квартира холостяка, я знал наперед. Телевизор и холод собачий. И грецкий орех в пыли под диваном, гнилой, конечно… Ладно, не гневи Бога, сказал я себе. Не гневи. Ты имеешь жилье. Ты мог его не иметь.

* * *

Ночью я проснулся — нервы. Покурил, чтоб унять голод. Глядел в потолок и прикидывал: не беда. Операция — значит операция. Ничего не поделаешь. А потом — Галька выздоравливает. Я уже не упускаю ее ни на минуту, ни на шаг. И мы вместе едем в степи. Года на два. И когда она беременеет, возвращаемся в Москву рожать. Все правильно… А сейчас надо уснуть.

Но уснул не сразу. Раскочегарил воображение. Да и лежать было жестко.

* * *

Пройти я прошел. Халат мой сверкал ангельской белизной. Но по этажу с самым свирепым видом носилась старшая медсестра, и к палате я подойти не рискнул. Пришлось околачиваться в конце коридора. У дальнего окна.

Я увидел двух женщин и поманил их к себе. Они тут же подошли. Из ее палаты.

— Как хорошо, что вы гранаты достали, — сказала одна.

— Это ж самый гемоглобин. То, что требуется. Галя морщится, но пьет, — сказала вторая.

А первая пояснила:

— Мы давим ей из зерен сок. Пить гораздо легче, чем есть.

— Я и вам куплю, — сказал я, моментально загораясь и чувствуя, что я добрый и что я все могу.

— Не надо. Что вы!

— Куплю.

— А знаете, Галя ведь ничегошеньки не ела. А утром вдруг взяла икорки и на хлеб мажет…

— У нее всегда был хороший вкус.

Они засмеялись.

— Ой! — вскрикнула одна. — Врач.

— Гальке кланяйтесь.

— Да, да. Обязательно.

Они убежали.

Сначала он показался в глубине коридора, а теперь проходил мимо меня. Хирург. Он же — их лечащий врач.