На петле времени

Мы из окна секли прослушку,
ушей голодных не щадя,
фургон конторский взяв на мушку
кривого ржавого гвоздя,
который из оконной рамы
торчал, как стержень нашей драмы.

58

– Смешно устроены законы
и тайны наших государств —
медали, ментики, погоны
вредней психушечных лекарств.
Они питают страсть и злобу,
гордыню тешат, то бишь честь.
Сам человек себе в утробу
спешит, чтобы себя же съесть.
И превратившись в двухколейки,
как плексиглазый ползунок
логарифмической линейки
ползет, считает, видит прок
в своем карьерном продвиженье
от цифры – цать до цифры – цать.
Скользит до головокруженья
в стремленьи править и бряцать.

59

– Но государству без порядка
нельзя. Толпа страшней, чем строй.
Когда растет по струнке грядка,
нет куража времен упадка
и русский бунт трясин кровавых
не так кошмарит шар земной.
– Здесь лупят левых, рубят правых
и месят тех, кто стороной
прокрасться думает фривольно.
Как ни старайся – будет больно.
– Что власть, что бунт – одна концовка:
нагайка, пуля и веревка.

60

– И ничего нельзя поправить?
– Удобрить грядку говнецом,
кощея злого обезглавить
и жизнь закончить молодцом?
– Как с властью ни играй, ни путай
следов невидимых трудов,
любой оставшейся минутой
к разлуке с волей будь готов.

61

Всю ночь, не умолкая,
врали, при свете трепетных свечей
и вслед огням закатным гнали
к зарницам завтрашних лучей
веселый цокот звонкой мысли
от слога – к слогу, к звуку – звук
галопом, иноходью, рысью,
ушами поводя испуг.

62

С утра резиновое небо
давило ласточек к земле,
смыкало свод сырого склепа.
Пещерный лаз в глухой скале
сжимал сознанье сталактитом,
не оставляя ни глотка
пространства.
– Учащенный ритм,
как звук последнего звонка,
оповестит об окончаньи
не школьных лет, а лучших книг.
Закончит маятник качанье
и встанет. Тут последний миг,
как мячик, выпрыгнув из плена,
покажет с высоты, что тленно
лишь то, что выбираешь сам,
и нет предела небесам.

63

– Но как довериться свободе?!
Не испугаться пустоты?
Того, что нет тебя, и вроде
в пыли межзвездной есть и ты.

64