На пике века. Исповедь одержимой искусством

В первый же день мы встретились с Эрнстом в кафе и договорились на следующий день посмотреть в шато его картины. Я не видела Макса Эрнста два года, с тех пор как мы с Путцелем были у него в мастерской, и пережитое в концентрационных лагерях, без сомнения, сильно состарило его. Он выглядел очень загадочно в своем черном пальто. Он был рад встрече и очень хотел показать мне свои новые картины. На следующий день мы с Браунером пришли в шато, и Эрнст устроил для нас замечательную экскурсию. По-моему, он расстроился, что его старые работы вызвали у меня куда больше восторга — я желала купить их все — чем новые, которые, по правде говоря, я тогда не поняла. Увы, мне не удалось скрыть от него свои впечатления. Мы пришли к соглашению, по которому помимо тех денег, что уже дала Эрнсту, я должна была заплатить ему еще две тысячи долларов и взамен могла взять любые картины, какие пожелаю. Браунер лихорадочно пытался отобрать коллажи исторической ценности, и Эрнст сказал, что я могу забирать их все. Он был с нами до крайности щедр. В конце мы отпраздновали все это бутылкой вина, которую Эрнст привез из своего виноградника в Сен-Мартен-д’Ардеш. На следующий день ему исполнялось пятьдесят лет, и мы решили устроить вечеринку.

Утром мы встретились с Рене на улице Ла Канебьер, и я предложила ему пойти к Эрнсту. Я попыталась уговорить его вывезти несколько картин Макса, которые тот оставил в деревне, но от этого предложения Рене уклонился. Эрнст пригласил нас в честь дня своего рождения перекусить дарами моря в vieux port[49], а после этого мы пошли в подпольный ресторан вместе с Фраем и прекрасно поужинали. Рене, составивший нам компанию, должен был в тот вечер уехать в Гренобль, но я пожалела его, поскольку он всю прошлую ночь провел стоя в поезде, и разрешила ему остаться у меня на ночь и уехать наутро.

К тому времени я уже сильно увлеклась Эрнстом, и когда он спросил: «Когда, где и с какой целью мы встретимся?», я ответила: «Завтра в четыре в „Кафе де ля пэ“, а с какой целью, ты знаешь». Поскольку Браунер всюду ходил за мной (буквально не отступая от нас ни на шаг), мне приходилось тайком просовывать Эрнсту свой ключ и делать вид, будто я с ним прощаюсь, чтобы Браунер ничего не заподозрил.

Поначалу наша связь с Максом Эрнстом не носила серьезного характера, но скоро я поняла, что влюблена. Через десять дней мне пришлось покинуть его, потому что я обещала Лоуренсу провести Пасху с ним и детьми в Межеве.

В то время Лоуренс переживал кризис в своих отношениях с Кей. Они уже год пытались расстаться, и Лоуренс находился в подавленном состоянии. Когда Макс сажал меня на поезд, он заплакал и пообещал приехать ко мне в Межев, так что я была уверена, что на этом моя история с ним не окончена. В Марселе он подарил мне все свои книги — даже ту, которую он до этого подписал для Леоноры с весьма недвусмысленным посылом: «Леоноре — настоящей, прекрасной и обнаженной». Еще он подарил мне ее книги со своими иллюстрациями. Я прочитала их в поезде и написала ему из Валанса, как они мне понравились; после этого я в силу привычки отправила телеграмму Рене с просьбой встретить меня в Гренобле, где мне надо было провести ночь по пути в Межев. Я попыталась донести до него, что я влюблена в Макса. На следующий день я продолжила путь в Межев.

Я не получала вестей от Эрнста и была этим удручена. В конце концов мы с Лоуренсом поехали в Лион за испанскими или португальскими визами в надежде через месяц уехать в Америку вместе с Кей и всеми шестью детьми. В Лионе мы договорились встретиться с Марселем Дюшаном, и с ним я планировала вернуться в Марсель и отыскать Макса. В ту минуту, когда мы приехали в Лион, мне позвонил Макс и сообщил, что он в Межеве. Разумеется, я решила вернуться. Марсель удивился и был не рад моей внезапной смене планов. Получив визы, что нам, американцам, не составило никакого труда, мы с Лоуренсом вернулись в Межев.

Макс приехал в Межев в своем черном пальто и произвел на детей впечатление романтической фигуры. Пегин знала его книги и приняла его гостеприимно. Целый вечер он рассказывал им истории про них с Леонорой, о ее уходе и его бедах. Дети ему очень сопереживали и несколько часов слушали его, затаив дыхание.

Через неделю мы с Максом вернулись в Марсель. Мы всю ночь ехали в поезде сидя, и меня потрясло, каким старым он выглядит, когда спит и храпит. Найти жилье в Марселе оказалось непросто: население города увеличилось втрое с момента капитуляции Франции. Макс отвез меня в шато. Потом я нашла комнату в старом отеле, и Макс проводил там со мной ночи.