На пике века. Исповедь одержимой искусством

Тем не менее, придя домой, я еще раз подумала о своем поспешном поступке и пожалела о нем. Не то чтобы мне не нравился дом — напротив, я влюбилась в него; однако я поняла, что мы предложили за него слишком много денег, и не просто предложили, а в письменной форме, заверили в присутствии нотариуса свою готовность их выплатить. Мы обсудили это с Лоуренсом и решили вернуться и сказать, что отправили телеграммой в Америку запрос на средства и получили отказ, поскольку все деньги находились в доверительном фонде. Мы сказали, что через несколько месяцев поедем в Нью-Йорк и постараемся добыть необходимую сумму. Владельца дома это так испугало, что он согласился снизить цену на треть, что уже больше походило на ту сумму, которую нам стоило предложить с самого начала. Дабы сохранить лицо, он заявил, будто делает это только потому, что мы не претендуем на использование этого дома в качестве отеля. Таким образом, мы навсегда лишились привилегии называть нашу виллу очаровательным именем «Ля Круа Флери» и права сдавать ее в качестве гостиничных номеров или продать для тех же целей.

Наш новый дом должен был перейти в нашу собственность только летом. Мы ожидали рождения дочери в августе, так что знали, что не переедем туда до осени. Теперь мы подписали уже настоящий акт покупки в Коголене, муниципальном центре коммуны, и отметили это событие бутылкой шампанского. После этого мы нашли местных рабочих, которым Лоуренс поручил строительство маленького домика для своего кабинета на другой стороне дороги.

Затем мы отправились в Америку, но уже не за деньгами, поскольку я имела нужную сумму в своем распоряжении. Разумеется, я ехала повидаться с Бенитой. В последний момент Лоуренс решил ехать со мной, хотя сначала это не входило в его планы. Он писал роман и больше не хотел прерывать работу путешествиями.

Мы приехали в Штаты в марте, и Лоуренс выбрал в качестве резиденции отель «Бревурт». Синдбаду был год и десять месяцев; он пользовался большим успехом на борту нашего корабля под названием «Франс», хоть и не таким большим, как удивительная мастерица ведения беседы Эстер Мерфи (позднее миссис Честер Артур III), которая на неделю всех зачаровала своими бесконечными увлекательными разговорами. Казалось, она не прекращает говорить ни на минуту, и я недоумевала, как кто-то может знать так много и так мало спать.

Мина Лой, будучи не только поэтессой и художницей, постоянно изобретала что-то новое в надежде заработать состояние. Ее последнее изобретение представляло собой новую (или старую) форму папье-колле — она делала аппликации из цветов и обрамляла их красивыми старыми рамками времен Луи-Филиппа с блошиного рынка. Она попросила меня отвезти их в Нью-Йорк и там продать. Лоуренс дал им прекрасное название «Поникшие бутоны». Я устроила выставку в мастерской декора на Мэдисон-авеню. Хозяевам полагалась стандартная комиссия размером в треть дохода, а на мне лежала задача по привлечению клиентов. Лоуренс вызвался помочь развесить работы на стенах. Он вел себя так своенравно и по-богемному, что хозяйка мастерской чуть не выгнала его, но, когда я сказала, что это мой муж, ей пришлось согласиться на его участие. Выставка прошла с большим успехом, и я стала продавать «Поникшие бутоны» повсюду. Бенита купила две картины, которые она предложила музею Метрополитен, но тот от них отказался. Я разыскала всех своих старых друзей. Я стала так одержима идеей продать как можно больше «Поникших бутонов», что обошла весь Нью-Йорк, таская их на своем стремительно растущем животе. Моя бедная дочь была под ними постоянно погребена.

Когда я решила, что продала уже достаточно «бутонов», мы стали искать дом на лето. Мы еще не задумывались над тем, где Пегин появится на свет. Перспектива провести лето в Америке угнетала нас все больше и больше, и в конце концов, отчаявшись, мы вернулись во Францию на «Аквитании» с моей матерью. Мы думали, что снова утаим от нее дату рождения дочери, но однажды она застала меня в ванной и дала понять, что на этот раз у меня ничего не получится.