На подъеме

В День благодарения Скотт обедал у Боба и Майры Эллисов. К ним в гости приехали двое из пяти взрослых детей – те, которые жили относительно близко и могли добраться до родителей на машине. Скотт съел по две порции каждого блюда, а потом отправился на задний двор играть в салочки с внуками Эллисов.

– Он так плотно поел, а теперь носится как угорелый, – заметила Майра. – У него будет сердечный приступ.

– Не будет, – возразил доктор Боб. – Он готовится к завтрашней гонке.

– Если он собирается так же нестись по трассе, у него точно будет сердечный приступ, – сказала Майра, наблюдая, как Скотт гоняется за одним из ее смеющихся внуков. – Как я погляжу, мужчины, достигшие среднего возраста, совершенно теряют разум.

Скотт вернулся домой усталым, но довольным. Он с нетерпением ждал завтрашней гонки. Перед тем как лечь спать, он встал на весы и не особенно удивился, увидев, что весит 141 фунт. Похоже, скоро он будет терять по два фунта в день. Скотт поднялся в кабинет, включил компьютер и перенес День ноль на пятнадцатое марта. Ему было страшно – а как же иначе? – но в то же время и любопытно. И он чувствовал что-то еще. Счастье? Наверное, да. Мысль совершенно безумная, и тем не менее он был счастлив. Он ощущал себя особенным. Доктор Боб, возможно, назвал бы подобный подход сумасшествием, но сам Скотт считал его очень разумным. Зачем печалиться из-за того, что ты не можешь изменить? Почему не принять неизбежное?

Он лег в постель и проспал до самого будильника.

В середине ноября были заморозки, причем достаточно сильные – поля и лужайки покрылись инеем, – однако первая пятница после Дня благодарения выдалась пасмурной и на удивление теплой для этого времени года. Чарли Лопрести с Тринадцатого канала прогнозировал дождь, может быть, даже ливень, но этот прогноз не испортил праздничного настроения в Касл-Роке. Ни участникам гонки, ни зрителям.

Скотт надел свои старые спортивные шорты и пришел к зданию департамента парков и отдыха без четверти восемь, больше чем за час до старта Индюшкиной гонки, но перед входом уже собралась изрядная толпа. В основном все присутствующие были в теплых толстовках (которые они сбросят по ходу гонки, когда разогреются). Очередь на регистрацию разделилась на два потока. Слева записывались «ИНОГОРОДНИЕ БЕГУНЫ». Очередь справа, к столу под табличкой «ЖИТЕЛИ КАСЛ-РОКА», была гораздо короче. Скотт снял защитную пленку с наклейки с номером и приклеил ее на футболку прямо над обманчиво выпирающим животом. Поблизости настраивал инструменты школьный оркестр.

Пэтси Динеро, хозяйка кафе «У Пэтси», внесла Скотта в список участников и велела ему идти на ту сторону здания, где начиналась Касл-Вью и откуда стартовала гонка.

– Поскольку ты местный, можешь немного схитрить и встать впереди, – сказала Пэтси. – Но вообще это считается дурным тоном. Лучше найди других с трехсотыми номерами и держись рядом с ними. – Она посмотрела на его живот. – Все равно с таким грузом ты скоро останешься в самом конце, вместе с детишками.

– Ну вот… – протянул Скотт.

Она улыбнулась:

– Правда глаза колет? Все эти бургеры с беконом и омлеты с сыром, они потом возвращаются и преследуют человека. Помни об этом, если почувствуешь тяжесть в груди.

Скотт присоединился к растущей толпе местных, уже успевших зарегистрироваться, и развернул карту. Маршрут представлял собой грубую петлю. Первые три километра: по Вью-драйв до шоссе номер 117. Половина пути: крытый мост через Боуи-стрим. Дальше – по шоссе номер 119 до того места, где оно переходит в Баннерман-роуд, пересекая городскую черту. На десятом километре участникам гонки предстояло подняться на Охотничий холм, также известный как Печаль Бегуна. Зимой детишки катались на санках с крутого склона Охотничьего холма, набирая огромную скорость, но высоченные сугробы по обеим сторонам обеспечивали безопасность. Последние два километра гонки проходили по Мэйн-стрит. Здесь участников будут ждать зрители и репортеры со всех трех портлендских телеканалов.

В ожидании старта все участники гонки разбились на небольшие группки. Они беседовали и смеялись, пили кофе и кока-колу. Все, кроме Дейдре Маккомб, казавшейся невероятно высокой и очень красивой в синих шортах и белоснежных кроссовках «Адидас». Она наклеила свой номер – девятнадцать – не по центру ярко-красной футболки, а высоко слева. Очевидно, чтобы он не закрывал эмпанаду и надпись у нее на груди: «“ПОЛЕ ФРИХОЛЕ”, МЭЙН-СТРИТ, 142».

Рекламировать ресторан имело бы смысл… но только если она считала, что от этого будет толк. Скотт подумал, что Дейдре наверняка понимала: толку не будет. Она должна была знать, что «ее» афиши заменили на менее спорные; в отличие от человека, который побежит в гонке с собакой-поводырем (Скотт видел, как у него брали интервью на линии старта), она не была слепой. Скотт догадывался, почему Дейдре не плюнула и не отказалась от гонки; догадывался, что она здесь делает. Ей хотелось утереть нос всем, кто воротил носы от них с Мисси.