На подлодке золотой...

— За-анятая! — отозвался низкий голос, женский вариант Синякова баса. — Чеснок сажу!.. Роман тут?! Пусть в среду зайдет — стюдню дам.

— Ишь ты! — ехидно покачал головой Илья Иванович, — ни брату, ни сыну родному рожи не кажет, а чужому человеку — стюдню! Озорница!

— Спасибо, Татьяна Ивановна! — отозвался Роман. — Приду обязательно. — И повернулся к Синяку: — Ты бы ей психов моих арендовал. От давления.

— Не помрет! — Синяк таскал из багажника ящики: пиво, питва разнокалиберная, мясо, овощи. В Белоруссии по дешевке купил матери наперед копченого мяса, картошки отменной, сала... — У нас порода долгая. Прожиточный минимум 85 лет. Они с Ильей еще друг друга переживут, да, дядил?!

Илья Иванович не отвечал, он вил восьмерки вокруг Саши. Рассматривал, дотрагивался, как бы невзначай. Саша посмеивалась над липучим стариком, поворачивалась с поднятыми как на рентгене руками.

Роман потихоньку слинял на Синяковой машине на станцию встречать Таню.

Танечка прибыла точно по расписанию — такая же красивая, беззубая, с косой и, слава Богу, не в спецодежде, — в длинном джинсовом сарафане на водолазку. Барышня-крестьянка. Привезла целую сумку чеснока.

— Матушки! Чего ж я с ним делать буду? — обрадовался Роман.

— Посадим. Ты же говорил, что чеснок маринованный любишь.

Роман взял у нее сумку, поцеловал.

— Работу прогуливаешь?

Таня засмеялась.

— Заявление подала по собственному желанию.

— В Музее Ленина? — Роман распахнул перед ней дверь.

— Какая машина красивая! Ты говорил, у тебя “жигули”.

— Это не моя, Синяк пригнал.

— А я замуж выхожу, — сказала Таня, — за капитана.

— “Выйти замуж за капитана” — фильм такой был. Плохой.

— Мы учились вместе. Он на Севере служил, теперь у нас в пожарной части. Непьющий. Правда, очень упрямый, во всем видит плохие происки... Леночка не против.

— А как у нее дела?

— Ой! Сочинение писала “Моя любимая книга”. Про “Квартеронку” Майн Рида. Учительница исправила на “Квартирантку”. И брюки “клеш” с мягким знаком сделала. Теперь хочет ей четверку вывести, а Леночке ведь медаль нужна. — И без перехода мягко продолжила: — Мы с тобой последний раз, наверное, видимся.

— Второй, — сказал Роман и добавил, — не так уж и мало, — большинство людей вообще ни разу не видится... За всю жизнь.

Илья Иванович за время отсутствия Романа индоселезня ликвидировал. Сейчас он стоял возле избы в окровавленном фартуке и поливал безголовую птицу кипятком, чтобы легче отходило перо.

Таня вышла из машины.

— Одна другой краше... — недовольно пробормотал старик, вытирая руки о фартук. — Где ж вы их чеканите?

— Здравствуйте, дедушка, — улыбнулась Таня.

— Какой я тебе дедушка! — обиделся старик, снова принимаясь за птицу, без рукопожатия, однако беззубость углядел. — Самой-то передок весь выставили... Выпивать-то будем когда? — пробурчал он в сторону племянника. — Вторую неделю не пивши...

— Не вижу логики, дядил, — сказал Синяк. — Чего ж ты всю помойку яблоками завалил? Нагнал бы вина отменного и пил-сосал с Францем втихаря. Он жив, кстати?

— Куда он, пропаяла, денется, — молоко должен принесть. А с яблоками я мудохаться не буду! — он вырвал последнее неподдающееся перо из бывшего врага. — Пропади они пропадом!..

Синяк принял ощипанную птицу и на пне в момент изрубил ее на шашлычные доли.

— Всё гот-о-ово-о! — протяжно крикнула Саша с крыльца. — Только рюмок не нашла!..

— Бокалы ставь! — грубо велел старик.

— Чашки, — перевел Синяк.

— У меня свой стопарь, — Илья Иванович достал из кармана неровно обрезанный коричневый конус из пластмассовой пивной бутыли с завернутой розовой крышкой.

— Дядил, ты мне все-таки объясни, — перебил его Синяк, — зачем ты яблони сажал, если яблоки тебе не нужны?

— Все сажали, — огрызнулся старик и, почувствовав, что сдает позиции, набросился на Романа: — Ты бороду-то сброй... Тебя по телевизеру показывали: уж ты чухался-чесался... То ли пьяный, не поймешь, то ли вшивый?..

— Точняк, — охотно подтвердил Синяк. — Жирный весной по телику бухой вылез.

— “Поле чудес” начинается! — известила Саша. — Кто хочет?

Синяк нацепил разрозненного индюка на шампуры и полил, чтобы не обгорал, зацветшей водой из бочки.

— Ты бы лучше из лужи, — посоветовал Роман, озираясь. — А куда, интересно, Таня подевалась? Татиа-ана!

— А вон она! — сказал Синяк навстречу Тане.

Таня вымыла руки в той самой бочке, из которой Синяк поливал шашлык.

— Я с бабушкой вашей познакомилась, — сообщила она — Нормальная такая приличная бабушка. На Володю очень похожа. Рома, мы чеснок посадили на твою долю. Бабушка за ним будет ухаживать. А я приеду на следующий год, замариную, как ты любишь.

Роман посмотрел на нее и сказал негромко, чтобы никто не услышал:

— Куда ты приедешь? Ты замуж поедешь. Забыла?

Таня кивнула.

— Забыла... А я недавно купила Сличенко и по-новому поняла Есенина...

— “Поле чудес” началось! — опять крикнула Саша.

Таня переполошилась, побежала в избу.

— Сегодня у Якубовича одна женщина должна быть из наших, из Владимира!

— ...а Солженицына вашего правильно сняли с передач, — договаривал свое Илья Иванович, хромая в избу, — только воду мутит. Земство ему подавай!