На подводной лодке у берегов Англии (1914-1918)

На расстоянии около 4000 м этот парусник, оказавшийся в действительности судном-ловушкой, неожиданно открыл из трех или четырех орудий ураганный огонь. При первом залпе снарядом раздробило бедро стоявшему как раз рядом со мной вахтенному офицеру, управлявшему артиллерийским огнем. Тревога. Первой моей заботой было отвести лодку полным ходом в сторону от противника и перенести вниз через узкий люк рубки тяжело раненого вахтенного офицера. Снаряды падали кругом, однако попаданий больше не было. От волнения процесс погружения у нас не ладился так хорошо, как прежде, и лодка пошла на глубину с таким креном, что у меня сначала создалось впечатление, что лодка задета снарядом.

Дальнейшей нашей заботой было оказать помощь тяжело раненому. Ему перевязали бедро резиновым бинтом, однако потеря крови при переноске его вниз была настолько значительна, что вскоре наступил упадок сил и мы могли облегчить страдания раненого лишь посредством впрыскивания морфия. Два часа спустя он скончался. Мне хотелось отвезти его тело на родину, но сильная летняя жара и недостаточная вентиляция лодки всс же заставили меня на следующий день в полдень торжественно похоронить его в море. Обратное плавание мы сделали без вахтенного офицера. Мы благополучно вернулись домой. Я должен был подготовлять нового вахтенного офицера; это была нелегкая задача после того, как я так свыкся во время своих плаваний с прежним.

31 июля 1917 г. мы снова были в открытом море. В Гельголанде лодка приняла на борт 18 мин, и после обычных непродолжительных упражнений мы вышли в море, в седьмое дальнее плавание. И на этот раз через Канал, по направлению к западным берегам Ирландии. Нашим заданием было поставить мины перед Уотерфордом и Куинстауном и, кроме того, нести торговую войну по пути и перед Бристольским каналом. При проходе сетевого награждения Дувр-Калэ были обычные приключения, часто виднелись суда-ловушки, несколько истребителей открывали по нам неприятную стрельбу глубинными бомбами, но в общем переход протекал нормально. Только в этот рейс мы ничего не «подстрелили».

Вечером 4 августа 1917 г. С-44 подошла в бухте Уотерфорд. Так как здесь пришлось выжидать несколько часов прилива, благоприятствовавшего постановке мин, подводная лодка легла на дно. Вскоре после полуночи лодка всплыла. Небо сверкало звездами, светила луна, море было гладкое, как зеркало, - штиль. При таких условиях я решил поставить девять мни, предназначенных для заграждения бухты, находясь в подводном положении, чтобы остаться во всяком случае незамеченным. Так как на берегу горели сигнальные огни, то возможно было произвести безошибочное определение своего места, и постановка мни началась немного спустя после 12 часов 30 минут ночи.

Во время сбрасывания мни я лично проверил в центральном посту место постановки, нанесенное на карту старшим рулевым уитерофнцером, затем снова поднялся в рубку для пеленгования и сразу же после моей команды: «Поставить девятую мину!» я получил снизу доклад: «Девятая мина поставлена». В тот момент, когда я произносил слова: «Внимание, беру пеленг», раздался страшный взрыв, вслед за которым в лодке немедленно полностью потух свет и началось распространенно ужасно удушливого серного запаха. Сам я был отброшен головой вперед к стенке рубки, но не потерял сознания; с большим трудом отдал в центральный пост команду: «Продуть все балластные систерны!».

Приказание мною было повторено, но одновременно ко мне и рубку донеслись снизу звуки бульканья и шипенья. Затем наступила тишина. Не слышно было больше никакого крика, никакого человеческого голоса. Я ясно чувствовал, как погружалась лодка, пока она сильно не ударилась о морское дно. Я знал, что в этом месте было, до 25 м глубины. Между тем в рубке ко мне присоединились трюмный унтерофицер из центрального поста и старший моторный унтерофицер. Попытки связаться по телефону или рупору с другими отсеками подводной лодки оставались безуспешными. Мы стояли теперь в темной рубке, тесно прижавшись друг к другу. Проникшая вода мочила наши ноги. Вскоре у нас создалось убеждение, что лодка погибла и от экипажа остались в живых только мы трое...

Да, положение нас троих было ужасное, безнадежное. Но последняя воля к жизни еще не погасла. Вокруг нас была полная тьма, так что мы не могли прочесть в глазах друг у друга, что переживает каждый. Возможно, что это помогло нам преодолеть страх.

Я точно знал, в каком месте находилась наша лодка, и считал, что, несмотря на то, что море было спокойное, шансов добраться до берега вплавь было очень мало ввиду значительности расстояния и господствовавшего там течения. Но, кроме того, было совершенно неизвестно, удастся ли нам выйти из подводной лодки через люк рубки. Я совершенно спокойно разговаривал на эту тему с моторным унтерофицером Бакстером. Этот молодожен, совсем недавно ставший отцом, заклинал меня, говоря о своей жене и ребенке, попытаться еще спастись. Я не мог противостоять этим просьбам.