На поле славы

— Один наш знакомый, — начал Ян, — служащий в полку сандомирского епископа, случайно рассказал нам дня три тому назад, что видел в винной торговле в Казимире какое-то диво: «Шляхтич, говорит, точно чурбан, с огромной головой, так вросшей в туловище, что плечи доходят у него до ушей; на коротких, говорит, кривых ногах, а пьет, как дракон. Более отвратительной обезьяны, говорит, я не видал в своей жизни». А мы, ведь Господь нас от рождения наградил сообразительностью, сейчас же переглянулись: «Не Кржепецкий ли это?» Я и говорю знакомому: «Вы сведете нас в этот винный склад?» — «Сведу». И свел. Было уже совсем темно, однако мы смотрим: что-то чернеется в углу за столом. Лука подошел ближе и высек кремнем огонь перед самыми зенками того, кто там прятался. «Кржепецкий!» — воскликнул он и цап его за шиворот. Мы схватились за сабли, но он вырвался и, видя, что ему нет спасения, так как мы стояли у дверей, начал скакать перед нами, точно петух. «Что же, говорит, нахалы? Вы думаете, что я вас боюсь? Выходите поодиночке на поединок со мной, если вы не разбойники, а шляхтичи!»

— Шельма! — прервал его ксендз. — А сам-то он лучше хотел поступить с нами на дороге!

— Лука так и ответил ему: «Ах ты, собачий сын, а кто целую ватагу разбойников напустил на нас? Палачу бы, говорит, надо отдать тебя, но так будет скорее!..» С этими словами он начал наступать на него, и сабли их скрестились. После трех или четырех скрещиваний Лука как заедет ему за ухо. Смотрим, а ухо валяется на земле. Матвей сейчас же подхватил его и кричит: «Не отрезай другого, оставь нам! Это, говорит, будет для Яцека, а второе для панны Сенинской!» Но Мартьян опустил саблю, потому что у него сильно хлынула кровь, и упал в обморок. Мы окатили ему голову водой, а в рот налили водки, в надежде, что он очнется и будет продолжать драться, но не тут-то было. Правда, он очнулся и говорит: «Если вы сами учинили расправу, то другой вам искать не следует» — и снова потерял сознание. Мы и ушли ни с чем, жалея о другом ухе. Лука говорит, что он мог бы его убить, но не сделал этого умышленно, чтобы и нам, а потом и Яцеку что-нибудь досталось… И не знаю, кто мог бы поступить политичнее, ибо никому не грешно убить такую гадину, но, видно, политика теперь не в почете, если из-за нее мы должны еще страдать.

— Правда! Он правильно говорит! — восклицали остальные братья.

— Ну, — проговорил ксендз, — если так, то дело другое, но все-таки это невкусное блюдо.

Братья начали изумленно переглядываться.

— Как невкусное? — спросил Марк. — Ведь мы не для еды принесли это ухо Яцеку!

— От души благодарю вас за ваше расположение, — отвечал Тачевский, — но я предполагаю, что вы принесли его не для сохранения.

— Правда, оно уже слегка позеленело. Разве закоптить его в дыму?

— Пусть работник сейчас же закопает его в землю, — сурово вмешался ксендз. — Ведь это во всяком случае христианское ухо.

— Мы кое-что получше видали в Киевщине! — проворчал Матвей.

— Кржепецкий, наверное, приехал сюда, чтобы устроить новое покушение на Анулю, — проговорил Яцек.

— Ведь он не похитит ее из дворца ее величества королевы, — отвечал благоразумный пан Серафим. — Да я и не думаю, чтобы он за этим приехал сюда. Нападение не удалось ему, и вот он хочет только убедиться, знаем ли мы, что он был его инициатором, и донесли мы на него или нет. Старый Кржепецкий, может быть, и не знал о сыновней проделке, а может быть, и знал. Но если так, то они оба, должно быть, сильно беспокоятся теперь, и не удивительно, что Мартьян приехал сюда на разведку.

Станислав Циприанович засмеялся.

— Ну, — проговорил он, — не везет ему с Букоемскими, так не везет!

— Бог с ним! — воскликнул Тачевский. — Сегодня я готов ему все простить!

Зная злопамятность молодого рыцаря, Букоемские и Станислав Циприанович удивленно взглянули на него, а он, как будто в ответ на их взгляды, добавил:

— Сегодня Ануля будет моей, а завтра я буду христианским рыцарем и защитником веры, сердце которого должно быть свободно от всякой ненависти и всяких личных интересов.

— И за это Господь благословит тебя! — воскликнул ксендз.

XXVIII

Наконец наступил для Яцека давно желанный день счастья. В Кракове уже давно распространилась весть, с удивлением повторяемая мещанами, что в полку находится некий рыцарь, который сегодня женится, а назавтра садится на коня. А когда распространился слух, что король и королева должны присутствовать на венчании, толпы людей с утра уже начали собираться в костеле и возле него. Дошло, наконец, до того, что королевские телохранители должны были поддерживать порядок, чтобы сделать свободным проезд для свадебных гостей.

Товарищи Тачевского собрались как один человек и сделали это как из доброжелательства и дружбы к нему, так и ради удовольствия участвовать в процессии, в которой присутствовал сам король, и принадлежать как бы к его частной компании. Приехало также и много сановников, которые даже никогда не слыхали о Яцеке Тачевском, так как было известно, что королева протежирует молодой паре, а при дворе много зависело от ее расположения и милости.