На полголовы впереди

– Нас не было в кабине, – сказал он. – Тот огонь, который вы бросили, ударился о лобовое стекло, и свет от него я увидел там, в машине, где регулировал клапан. Хорошо, что вы его бросили... Я сломя голову кинулся сюда как раз вовремя, чтобы заметить тот, который вы поставили на рельсах, прежде чем мы на него наехали. Повезло, знаете ли.

– Да.

Действительно, повезло... Теперь я избавлен от угрызений совести, которые мучили бы меня всю жизнь.

– А почему кондуктор не сообщил по рации? – недовольно спросил кондуктор.

– Она не работает.

Он прищелкнул языком. Мы медленно двигались вперед. Еще немного – и будет поворот.

– По-моему, мы уже рядом, – сказал я. – Недалеко.

– Ладно.

Поезд еще замедлил ход. Машинист очень осторожно миновал поворот, и правильно сделал, потому что после того как он тут же нажал на тормоза и мы остановились, от желтого локомотива "Канадца" до начищенных медных поручней на задней площадке вагона Лорриморов оставалось всего метров двадцать.

– Ну-ну, – флегматично заметил машинист. – Не хотел бы я вдруг увидеть такое сразу за поворотом.

Только теперь я вспомнил, что где-то сзади, рядом с рельсами, остался Джонсон. Я точно знал, что на обратном пути не видел его лежащим на земле без сознания или мертвым; не видел его, очевидно, и никто из бригады "Канадца". Я подумал было: куда он мог деться, но в тот момент мне было не до него. Все, кто был в кабине "Канадца", спустились на землю и направились вперед, навстречу своим коллегам.

Я пошел с ними. Две кучки людей встретились и довольно спокойно поздоровались. Те, кто пришел с нашего поезда, как будто не сомневались, что "Канадец" остановится вовремя. И заговорили они не о фальшфейерах, а о горящей буксе.

Перегрелась букса самой задней из шести осей вагона с лошадьми, а перегрелась она из-за того, что из нее почему-то вытекла смазка – к такому выводу они пришли. Обычно так оно и случается. Они ее еще не вскрывали.

Букса была уже не раскалена докрасна, но все еще настолько горяча, что притронуться к ней было невозможно. Ее все время охлаждали снегом. Еще минут десять, наверное.

– Где Джордж Берли? – спросил я. Проводник багажного вагона Скакового поезда сказал, что его никто не может найти, но двое проводников спальных вагонов все еще заняты поисками. Он сказал, что сам, к счастью, находился как раз в вагоне для лошадей. Он почувствовал запах горящей буксы. Как-то однажды ему уже довелось познакомиться с таким запахом. Ужасный запах, сказал он. Он сразу прошел вперед и сказал машинисту, чтобы тот остановился.

– Иначе ось переломилась бы, и поезд мог сойти с рельсов.

Все кивнули. Им это было прекрасно известно.

– Вы предупредили кого-нибудь из пассажиров? – спросил я.

– Что? Нет-нет, не стоило их будить.

– Но... Но "Канадец" мог не остановиться...

– Никак не мог, ведь он увидел бы огни.

Их наивная вера изумила и испугала меня. Главный кондуктор "Канадца" сказал, что свяжется по радио с ближайшей станцией – Камлупсом, и оба поезда остановятся там, потому что там есть боковые пути, а не только один этот. Наверное, в Камлупсе скоро начнут беспокоиться, почему не прибывает Скаковой поезд. И он отправился говорить с ними.

Я прошел назад, миновал вагон с лошадьми, забрался в свой поезд и почти сразу же столкнулся с заместителем Джорджа, который шел вдоль поезда вперед.

– Где Джордж? – спросил я тревожно.

– Не могу его найти.

В его голосе прозвучало беспокойство.

– Есть одно место, где он может быть. – И дай бог, чтобы он был там, подумал я. Дай бог, чтобы он не лежал страшно изувеченным рядом с рельсами за много километров позади.

– Где? – спросил он.

– В одном купе. Посмотрите по списку. В купе Джонсона.

– Кого?

– Джонсона.

Тут появился другой проводник.

– Я все еще не могу его найти, – сказал он.

– Вы знаете, где купе Джонсона? – спросил я.

– Да, рядом с моим.

– Пошли посмотрим.

– Но заходить к пассажирам посреди ночи нельзя, – возразил он.

– Если Джонсон там, мы извинимся.

– Не понимаю, откуда вы взяли, что Джордж может быть там, – проворчал он, но пошел впереди нас и показал на дверь. – Вот его купе.

Я открыл дверь. Джордж лежал на койке, извиваясь в попытках освободиться от веревок, которыми был связан, и от широкого пластыря, которым у него был заклеен рот. Он был жив – еще как жив.

Испытывая безмерное облегчение, я содрал пластырь с его рта.

– Черт возьми, больно, а? – произнес Джордж. – Где вас так долго носило?

Лечь Джордж отказался и сидел в своем купе, мрачно попивая горячий чай. По глазам было видно, что у него сотрясение мозга, но он никак не хотел признать, что удар, от которого он потерял сознание, оказал на него хоть какое-то действие. Как только его развязали и рассказали про буксу, он потребовал, чтобы ему дали переговорить с кондуктором "Канадца" в переднем салоне-ресторане нашего поезда. При этом разговоре присутствовало еще несколько человек из поездной бригады и я.