На полголовы впереди

Австралийцы Ануины, сидевшие со своими соперниками — владельцами Флокати, были обеспокоены какой-то вялостью, которую заметили у Верхнего Эвкалипта, и сочли это следствием того, что на поезде ему дают однообразный корм — прессованные жмыхи и сено; хозяева же Флокати с плохо скрытой радостью рассуждали о том, что в таком долгом пути без разминки хорошее сено лучше всего. Сено успокаивает.

— Не хотим же мы, чтобы они лезли на стену, — сказал мистер Флокати.

Миссис Ануин недовольно заметила, что Высокий Эвкалипт какой-то сонный. Владельцы Флокати сияли, хотя и пытались изобразить сочувствие. Если Высокий Эвкалипт действительно окажется вялым, тем лучше шансы у Флокати.

По-видимому, пока поезд стоял, все владельцы воспользовались случаем навестить своих лошадей, но, сколько я ни слушал, ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь еще на что-то жаловался. Я подумал, что на следующий день Высокий Эвкалипт, получив вдоволь овса и размявшись на свежем воздухе, может заметно оживиться. До заезда, в котором ему предстояло скакать, оставалось еще больше сорока восьми часов. Если костлявый действительно подложил Высокому Эвкалипту какой-нибудь транквилизатор, он перестанет действовать задолго до этого времени.

По мере того как я размышлял на эту тему, мне казалось все менее и менее вероятным, чтобы он мог сделать что-нибудь подобное: для этого ему пришлось бы сначала миновать дракона в женском обличье — Лесли Браун. Но ведь ей, надо думать, время от времени приходится покидать свой пост — скажем, чтобы поесть или поспать...

— Я просила вас, — громко сказала мне Даффодил, — принести мне чистый нож. Я уронила свой на пол.

— Конечно, мэм, — отозвался я, вернувшись к действительности и с испугом сообразив, что она уже не в первый раз меня окликает. Я быстро принес ей нож. Она только молча кивнула, целиком поглощенная разговором с Филмером, и я с большим облегчением отметил, что он не обратил на эту мелочь никакого внимания. Но как же я мог, горестно подумал я, как я мог расслабиться, находясь так близко от него? А ведь только вчера от одного его присутствия у меня начинало сильнее биться сердце.

Поезд, как всегда, незаметно тронулся и снова покатился мимо бесконечных безлюдных скал, озер и хвойных лесов, которые, казалось, простираются до самого края света. Мы покончили с обедом и кофе и начали уборку, и, как только представилась возможность, я вышел из кухни и направился в головной конец поезда. Джордж, которого я отыскал прежде всего, сидел у себя в купе, ел толстый, едва не рассыпающийся бутерброд с ростбифом и запивал его диетической кока-колой.

— Ну, как все прошло в Тандер-Бее? — спросил я.

Он скривился, но без особого неудовольствия.

— Они ничего не обнаружили сверх того, о чем сообщил им я. Никаких следов. Теперь они думают, что тот, кто отцепил вагон — кем бы он ни был находился в нем, когда поезд отправился из Картье.

— В собственном вагоне Лорриморов? — удивленно переспросил я.

— Да. Трубу отопления могли разъединить на станции, а? Потом поезд отправляется из Картье, а саботажник сидит в вагоне Лорриморов. Потом, в полутора километрах от Картье — а? — наш саботажник вынимает шпильку из сцепного устройства, и вагон отцепляется. Некоторое время вагон катится дальше по инерции, потом останавливается, а он слезает и пешком возвращается в Картье.

— Но зачем кому-то понадобилось это сделать?

— Не будьте ребенком. Есть люди, которые устраивают всякие безобразия, потому что это придает им веса в собственных глазах. В жизни у них ничего не получается, а? Ну вот, они и поджигают что-нибудь, или ломают, или пишут лозунги на стенах — лишь бы как-то напомнить о себе, а? Или пускают под откос поезда. Подкладывают на рельсы бетонные блоки. Я видел, как это делается. Могущество, власть над другими — вот это для чего. Скорее всего, тут зуб на Лорриморов. Власть над ними, над их собственностью. Так думают следователи.

— Хм, — произнес я. — Но если так, то саботажник отправился бы не в Картье, а на какой-нибудь наблюдательный пункт, откуда мог бы видеть столкновение.

Джордж удивленно посмотрел на меня:

— Ну, возможно...

— Поджигатели часто помогают тушить пожары, которые они устроили.

— Вы хотите сказать, что он поджидал бы поблизости... чтобы помогать после крушения? Может быть, даже вытаскивать жертвы?

— Конечно. Так острее всего чувствуешь свое могущество — когда знаешь, что все это устроил ты.

— Я никого поблизости не заметил, когда мы возвращались к вагону, задумчиво сказал он. — Я светил фонарем... Там никто не шевельнулся, а? Ничего такого не было.

— Ну и что собираются делать следователи? — спросил я.

Его глаза сощурились, а на губах появилась знакомая усмешка.

— Напишут длинные рапорты, а? Запретят нам прицеплять собственные вагоны. Свалят всю вину на меня — почему этого не предотвратил, а?

Эта мысль его, по-видимому, ничуть не огорчала. Взгляды у него были так же широки, как и плечи.