На полпути с обрыва

Но в тот момент Кора кинулась поднимать, будить стражей, вызывать помощь. Она не думала, что своим порывом сведет к нулю последнее героическое действие Гофмана. И, почувствовав эту угрозу, Гофман смог послать вслед ей свою последнюю мысль:

ОСТАНОВИСЬ! НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ УБИЙЦАМ! ЭТО СМЕРТЬ ДЛЯ ВСЕХ! СООБЩИ… КОМИССАРУ! Может быть, слова были не такими или не совсем такими — но понимание слов заставило Кору замереть.

Миша запретил ей звать на помощь, и это был приказ. И Кора не могла ослушаться его — такова была сила сигнала, посланного мозгом Миши Гофмана, который тут же умер.

Кора смотрела на него, прижав к губам кулак. — Прости, Миша, — сказала она. Она поняла, что Миша умер и теперь все зависит от нее, удастся ли ей выбраться из подвала и здания незаметно, чтобы полковник не догадался, что Кора видела. Главное — добраться до профессора Калнина, и он поможет ей…

К счастью, сигнал тревоги, который прозвучал из подвала, не поднял стражей. Может быть, им и не очень хотелось туда спускаться? Может быть, они знали о вирусе? Кора на цыпочках поднялась на первый этаж. Коридор, еле освещенный слабенькими лампочками, скрывался в полумраке. До открытого окна отсюда было недалеко. Но как раз когда она подбегала к комнате, в которой было это окно, по лестнице сверху приблизились тяжелые шаги людей в сапогах. Кора успела нырнуть в дверь и беззвучно закрыть ее за собой. Шаги проследовали мимо. Шли двое, они негромко разговаривали, словно боялись кого-то разбудить. Наверное, медсестры.

Кора выбралась через окно. Дождь совсем перестал, и даже первые, самые смелые цикады короткими фразами пробовали, не застудили ли они свои драгоценные музыкальные инструменты. Трава была мокрой.

Чтобы не рисковать, Кора спряталась за кустом, росшим у здания. Прожектор светил на ворота, ее выхода не ждали.

Кора шла вдоль здания до тех пор, пока не поравнялась с углом барака. Теперь он прикрывал ее, и можно было смело бежать к своей комнате. Но вместо этого она остановилась у стены и с минуту просто стояла, превозмогая страшную усталость, — ноги отказывались сделать еще шаг.

Совсем рядом послышался громкий шепот. Женский голос произнес:

— Ты бы руки не распускал, Влас Фотиевич. Ведь окажешь мне неуважение, а как вернемся домой, я сразу могу меры принять. За мной такая сила стоит — закачаешься!

— Ты чепухи не неси, крохотулечка моя. Кто их знает, здешних. Может, и у меня окажешься, подумай. Тогда я с тобой тоже строгость проявлю. Я ваших, революционеров, социалистов, на дух не переношу, виселица по вам плачет.

— Осторожнее, Влас, ох, осторожнее! Не знаешь ты, сколько мы таких, как ты, на тот свет отправили! — Это за что же?

— А за то, что вы долг свой слишком выполняли. — Ну и дурачье! — осерчал полицмейстер. — Мы вам — самые главные специалисты. В каждом деле нужен специалист. А то наберете кухаркиных детей, они вам всю державу растащат. — Влас! — Пятьдесят лет как Влас. — Влас, ты где меня щекочешь! — Я, может, не тебя щекочу, а будущую полицейскую силу, как бы смену мою на пути охраны порядка и законности.

— А ты не смейся!.. ну щекотно же! — Еще не так щекотно будет.

— Нельзя, мы с тобой с классовой точки зрения враждебные элементы.

— Будешь сопротивляться, твоему начальству напишу, в каком ты разврате состояла с иностранным полковником. Твое начальство, как я понимаю, этого не выносит.

— Тише! Молчи! Ну, дам я тебе, дам… Только не под кустом, не здесь. Мы же с тобой не студенты какие — мы сотрудники правоохранительных органов. — Ну то-то! Пошли тогда ко мне, обсудим, побеседуем. Две темные тени, соединенные объятием в одну, поднялись и четырехногим существом побрели, целуясь, к бараку.

Кора пошла следом за ними. Все перепуталось, и люди, и события… Профессор сейчас спит. Не надо его беспокоить. Кора понимала, что вряд ли можно спасти Мишу или помочь ему. Но оставлять это было нельзя. И хоть выходить из барака было еще рано и в горах в такую темень ничего не поделаешь, Кора все же не пошла к себе, а постучала к профессору. К счастью, Калнин и не собирался спать. Он сидел на койке, скрестив босые худые ноги. Он блеснул на вошедшую Кору объемными линзами очков и сказал:

— Садись. Ходила к Гофману? — А вы как догадались?

— Я к тебе заглядывал, а там пусто. Значит, ты пошла к Гофману. Как он?

— Я очень боюсь, — ответила Кора. И сказала о том, что видела. И пересказала содержание записки.

— Как в готическом романе, — сказал профессор. — И как мало было шансов, что ты первой увидишь послание.

— Он приказал мне уйти. Вы не думайте, что я испугалась. Я хотела позвать на помощь, чтобы дали лекарства или что-то сделали! Вы не представляете, какое это чувство, — ты видишь и бессильна. Но он мне не велел. Вот тут, в мозгу, без слов…

— Я тебе верю, девочка, — сказал Эдуард Оскарович. — И если бы ты сделала иначе, ты оказалась бы в том же подвале, Гофман был все равно мертв и они сохранили бы тайну. Теперь же у нас с тобой есть шанс. А то бы не было ничего… — Мы должны с вами идти! — Куда?

— Вы сказали, что можете поговорить с Гарбуем. Что он может прийти в лес…