На полпути с обрыва (сборник)

— Все! — крикнул Милодар. — Все, все, все! Побежали!

— Сколько времени? — спросила Кора, все еще опустошенная и дезориентированная. — Сколько прошло?

— С тех пор как ты вернулась, прошло восемнадцать минут. Так что ты понимаешь — времени в обрез. — Восемнадцать минут? Я думала, что часов десять. — Эффект мгновенного сна, — заметил доктор. Кора больше не тратила времени и усилий на разговоры — она поняла, что, несмотря на неутоленное желание свалиться и спать еще несколько дней, она сейчас пойдет и выполнит желание Милодара… Это же и ее желание! Если осталась хоть крохотная надежда отыскать Мишу и вернуть его к жизни, то она должна попытаться…

— Взгляни, — велел Милодар, когда они проходили мимо зеркала.

Кора остановилась, замерла, не в силах понять, что за сказочные, словно райские птицы и притом грозные существа глядят на нее — это же Милодар и она… Милодар подхватил Кору.

— Только не терять равновесия, когда будешь там! Они вошли в следующий зал. — Приготовься, — приказал Милодар. Впереди стояли два саркофага. Они стояли вертикально, торчком, и оттого, что так не бывает, у Коры мелькнуло странное сравнение с музеем в процессе эвакуации. Створки саркофагов открылись. — Идем, идем, — сказал Милодар. — Зачем? — спросила Кора.

— Неужели ты думаешь, что мы отправимся туда в естественном виде, чтобы любой сбрендивший полковник мог нас пристрелить?

Милодар первым ступил в саркофаг. Коре ничего не оставалось, как, стараясь не шататься, последовать его примеру.

И тут с ее телом произошла странная перестройка, которая была куда как знакома Милодару и некоторым другим сотрудникам ИнтерГпола, которые заменяли себя в ответственных и опасных местах собственными голограммами, но для Коры оказалась в новинку.

Она понимала, что с ней что-то происходит в этом темном саркофаге.

Будто она, подобно куколке, вылезает из своего твердого кокона и приобретает бабочкину свободу движений и возможность воспарить над миром.

И когда передняя стенка саркофага растворилась, как дверца шкафа, и она оказалась на улице перед виллой «Ксения», то эта легкость показалась ей восхитительной. Она посмотрела направо — там из подобного саркофага выскользнул такой же легкий и знакомый ей именно этой легкостью комиссар. Но она знала, что означала такая легкость у комиссара: это значило, что он — собственная голограмма.

Неужели и она голограмма тоже? О чем она и спросила комиссара. — Разумеется, — ответил тот, — я же предупреждал тебя, что люблю свою жизнь и надеюсь, что это — взаимно. — А я? — А ты тоже.

— Значит, я сейчас — моя голограмма? — Разумеется. — А где я?

— Как бы грубая физическая нечистая оболочка? — Называйте, как хотите. Мне она нравится. — Она осталась в хранилище. — В саркофаге?

— Мы их называем гробиками. В каждом моем кабинете стоит по гробику. — Значит, в меня теперь можно стрелять? — Разумеется!

— А я могу проходить сквозь стены? — Это опасно и неопытным сотрудникам не рекомендуется. Можно потерять часть своей субстанции в преграде, и тогда уж это не восстановить. — Я могу остаться без пальчика? — Ты можешь остаться без головки, — в тон ей, так же мягко ответил комиссар.

— Давайте тогда не будем думать о дурном, — сказала Кора. — Пошли?

И они помчались, чуть касаясь ногами земли, к обрыву, где был открыт переход между мирами и вот-вот должно было начаться широкомасштабное вторжение генерала Лея.

Центральная аллея Симеиза выглядела так же удручающе, как при взгляде с параллельной Земли. Так же на лавочках дергались, корчились умирающие люди, медики в белых халатах пытались им помочь, несколько санитарных машин приехали сюда, но горе заключалось в том, что и медики также не имели иммунитета против чумы и почему-то легко и быстро поддавались болезни.

— Господи! — расстроилась вслух Кора. — Неужели вы до сих пор не смогли принять действенных мер?

— А мы и не хотели, — ответил жизнерадостно комиссар.

— Но ведь люди страдают, умирают… — Это тебя не касается, ими займутся специалисты. А ты должна спасти одного больного, моего сотрудника.

— Мне не очень нравится, комиссар, — ответила Кора, — что вы достаточно нагло делите мир на две категории…

— Моих агентов и прочих, — продолжил мысль Коры Милодар. — Но это и есть настоящий профессионализм. Каждый мой агент должен знать, что я денно и нощно думаю и забочусь о нем. И если я перестал бдеть и заботиться, значит, этот агент уже не нужен или нужнее мертвый.

От такой наглости Кора умолкла и грустно молчала до самого переходника.

Чем ближе они подходили к обрыву, тем чаще им встречались тела больных чумой или уже умерших от страшного вируса.

— Какой ужас! — вырвалось у Коры. — Ну почему их не увозят?

— У нас не хватает машин и флаеров. Мы дали знать в Москву. Помощь идет!

— Только не перезаразите всю Россию, — заметила Кора, которая, конечно, жалела заболевших, да и о самой себе не знала, вылечилась она уже или нет, но еще больше жалела население, которое может так жутко пострадать.